Крестоносцы
Шрифт:
– Хорошо, - наконец, сказала она, понимая, что другого выхода нет, - а почему мы не переехали по тому мосту, -неожиданно спросила она, - который остался позади?
– Потому что, это не мост, а плот. К тому же, ветхий и древний. Он нас не выдержит. Я это знаю потому, что когда-то жил в этих местах, - объяснил он девушке, довольно странно смотревшей на него.
– А-а, - протянула Луиза, но тут же задала еще один вопрос, - а как же наши преследователи? Они не догадаются об этом?
– Возможно, и догадаются, - согласился с таким
– Но, зачем же тогда было топить карету?
– снова спросила удивленно девушка.
– А затем, что вместе с нею, мы не переправимся на тот берег, - пояснил юноша, - к тому же, в карете драгоценности, вещи и прочее. Все это частью всплывет наружу и его понесет течением. Это и наведет на мысль, что вы погибли, либо где-то скрываетесь, что, собственно говоря, все равно, так как вы больше ни на что претендовать не будете. Верно ведь, вы отказываетесь от принадлежащих отцу вашему богатств? - и он с любопытством посмотрел на девушку.
– Да, - с сожалением и грустью отвечала она, - конечно же, я не поеду обратно прямо в лапы к тем, кто желал бы моей смерти.
– Ну, вот. Все стало на свои места, - уверенно говорил Михаэл, - возможно, кто-то и подумает о том, что вы остались живы, но уж наверняка подумает и о том, что вы больше никогда сюда не возвратитесь. Так что, мы на верном пути. Согласны?
– Да, - тихо ответила графиня, в последний раз бросая взгляд на карету, уже наполовину утопающую в воде, возле которой барахтались слуги, пытаясь еще глубже посадить ее на дно.
В конце концов, им это удалось, и вскоре на поверхности появились некоторые вещи, поднятые течением самой реки.
Карета опрокинулась на бок, да так ж застыла в ожидании своего будущего подъема.
Слуги оборвали часть упряжи лошадей, разбросав ее вокруг той же кареты, а также освободили четверку лошадей и отпустили вдоль побережья реки, тем самым давая понять другим, что лошади унеслись прочь с этого места.
Спустя еще минут десять все вошли в реку и окунулись в ее холодные воды. Держась за холки лошадей, они переправлялись на другую сторону.
Течение снесло гораздо дальше, но это было даже к лучшему, так как не оставляло видимых следов на противоположном берегу, к тому же, немного сокращало их путь.
Минут через тридцать они уже выходили на другой стороне реки: мокрые, но частью счастливые, ибо она сегодня подарила им жизнь и унесла следы их дальнейшего пути.
Беглецы вскочили на лошадей, и вскоре за ними поднялась пыль дороги, проходящей чуть поодаль этого берега реки. Отряд, посланный за ними и обнаруживший место происшествия, решил не испытывать свою судьбу и, покрутившись на месте, возвратился обратно в город, доложив обо всем кому следует.
И действительно, это успокоило преследователей, и спустя небольшое время тот же отряд направился к дому богатого отца юной графини и выставил за порог
– Это принадлежит монастырю и святому епископству. Покойный был в здравом уме, когда говорил об этом. Так что, иди, старик, и больше не возвращайся, если не хочешь, конечно, попробовать святого причастия нашего, - и чин, это говоривший, широко и громко рассмеялся вслед уносящему ноги старику, а потом спустя еще минуту добавил, жестко сузив глаза при этом, - может, я и испытал бы тебя, но не хочу омрачить дни свои твоей собачьей кровью. Так что, иди и больше не попадайся мне на глаза.
Сказав это, человек закрыл за собой дверь, и вскоре даже наружу донеслось щелканье замков на крышках сундуков, а затем перезвон монет, ударяющихся друг о друга при пересчете.
Старик, подкравшись с другой стороны дома, услышав это, тихо произнес:
– Святая церковь заживо хоронит и омрачает себя чьей-то невинной кровью. Боже, куда подевались наши души? Неужто, ты оставишь нас в этой беде?
Старец в последний раз посмотрел на дом и тут же умер от внезапно нахлынувшего какого-то внутреннего удушья.
Тело его грохнулось о землю и вызвало этим небольшой шум.
Чья-то голова просунулась сверху через окно и посмотрела по сторонам.
– Кто там?
– сурово и чинно проговорил чей-то голос.
– А, это тот старик. Упал или умер, не знаю, - ответил ему другой.
– Ну и, пусть, с ним, - отвечал так же сурово спрашивающий, - он заслужил это. Бог не осудит нас. На святые нужды берем деньги эти. Воздадим богу нашему по его делам, - говорил дальше человек, не прерывая при этом своего счета денег и не отводя глаз от них.
– Поделом ему, - завторил второй и тут же закрыл окно за собой.
Тело же продолжало лежать и дальше до тех пор, пока от него не начал выделяться небольшой запах.
– В комнатах же горел свет и слышался трезвон золотых монет. Никому не было дела до человека, хотя
он и не был им по-настоящему, но все же понял это перед кончиной своей.
Понял и умер. Понял, ибо до него дошло что-то такое, которое не понимали и не хотели понять остальные.
И только к утру тело бедного старика унесли какие-то люди в темных одеждах и каких-то высоких колпаках на голове.
Бросив его в какую-то яму неподалеку, они быстро забросали землей, и ушли от этого места, даже не заставив себя исполнить какую-то молитву, упроченную когда-то самим богом их на земле.
И то было первое после столь долгого молчания, что самому богу вовсе не понравилось. Но он стерпел и обождал еще немного. Пока еще было время исправления, но, увы, этого не произошло.
И тогда, громыхнуло снаружи, да так сильно, что хоронившие припали к самой земле.
И тогда, вспыхнула молния и ударила именно в то самое место. И остался только дым от былых семи тел.