Крестоносцы
Шрифт:
Движение арбалетчиков замедлилось. Эта лошадь шла пятой и только четверо продолжало движение к воротам. Остальные арбалетчики стали спешиваться и уже без лошадей, прикрываясь своими щитами побежали к замку. Башен Емеле было не видно, но судя по времени, там сейчас должен был начаться бой между его стрельцами и арбалетчиками крестоносцев. Из слов Фёдора выходило, что силы примерно равны. Ну, плюс ещё… Ну, наверное. Должны же кнехты отвлечься на тех, кто летел к ним по мосту с криками «Ура», которые теперь отчётливо слышно было.
Замок
Событие шестьдесят третье
Переговоры проходили в помещении кафедры имени Святой Марии или храме высшего ранга и центре епархии, в которой находится резиденция епископа Курляндского Эдмунда фон Вёрта (Edmund von Worth). В покоях Их Высокопреосвященства и устроились. На стенах ещё полчаса назад были гобелены, окна имели что-то типа штор с ламбрекенами из золотой парчи. На полках и сундуках было полно книг и свитков. Некоторые явно из папируса, на свет клеточки отлично просматривались. На огромном дубовом столе были тоже книги, листы бумаги, подсвечники серебряные и даже золотая чернильница в малахитовом настольном приборе письменном.
Это всё был полчаса назад. А сейчас не было. И Андрей Юрьевич точно знал, куда всё это делось. Делось это в его обоз. Война она должна прибыль приносить. А тут одних книг было на многие сотни рублей. А папирусные свитки могли быть из Александрийской библиотеки. Псы рыцари же принимали самое деятельное участие в разграблении Константинополя.
— Есть гвозди из креста или ещё чего полезное, вы, Ваше Высокопреосвященство, лучше выдайте добровольно, а то сначала уши отрежем, а потом глаза начнём выкалывать. А нет. Я тут другую хохму придумал. Губы вам отрежем, чтобы вы вино пить не могли, оно назад выливаться будет. Через зубы… Хотя… Зубы тоже вырвем.
— Сатана!
— От Сатаны и прочих Вельзевулов и слышу. Так, что, будем выдавать неправедно награбленное?
Говорили через переводчика, предоставленного проигравшей стороной. Андрей Юрьевич немецкий знал так себе. Учил в школе и институте, но пользоваться не приходилось. Потом пришлось выучить английский, чтобы печататься в иностранных журналах. Придумали власти. Дебилы. Раньше все диссертации почти были под грифами разными, как можно врагу доверять открытия, а потом вдруг оказалось, что чем больше секретов сольёшь врагу, тем ты лучше, как учёный. Чудеса.
Епископ Курляндии ангельского языка не знал. Владел латынью, немецким и голландским. Андрей же Юрьевич знал английский, русский древний, русский будущего и русский матершинный. Нет пересечений. Вот и пришлось найти переводчика, который… А, которая, владела польским. Это была жена… ай, вдова одного из рыцарей крестоносцев — пятого сына Иоганна IV, маркграфа Штендаля. Вроде как графа Арнебурга, но это не точно. Возможно, город и по-другому назывался. Попробуй, не зная языка и географии местной точно запомнить. В общем, полячка была графиней. И вдовой стала только вчера, когда при штурме замка её мужа этого рыцаря и проткнули стрелой.
Зарёванной графиня
— Пошёл в ад! — это так с польского, который хоть и похож на русский, но так себе, приходилось вечно переспрашивать и просить повторить. (Poszedl do piekla). Ну, а чего Пекло оно и есть пекло.
— Серафим, отрежь Его Высокопреосвященству ухо. Вам какое нужнее, господин епископ левое или правое?
На самом деле Андрей Юрьевич знал, чего допытывается от этого дядечки. Ему уже разведчики шепнули, что у этого товарища есть кусочек камня бичевания Иисуса Христа. А чего, у этого гада есть, а в Русском Королевстве нет ни одной святыни, не честно.
— А, будь ты проклят схизматик! Я отдам. У меня есть частица камня, на котором бичевали Господа нашего.
— Хорошо. Отдавай. И казну ещё. Сейчас Фёдор тебе ухо перевяжет и займёмся вторым актом Мерлезонского балета. Ваше Высокопреосвященство, вы лучше выдайте все ценности сразу, а то к концу опроса моего, у вас от лица одни щёки останутся.
Бамс. Это полячка графиня бледнела — бледнела и в обморок грохнулась. Не выдержала вида одноухого епископа.
— Данька. Вот смотри яка гарна дивчина лежит. И не баронесса даже, а целая графиня, да ещё и права на маграфство по мужу. Не разобрался ещё что это, но раз называют Бранденбург, то это как король целый. Ну, почти. Нравится?
— Так она католичка. Девка-то красивая… — главный артиллерист нагнулся и легко поднял панночку на руки, положил на лавку, что стояли вокруг стола с одной стороны. С другой были роскошные резные стулья — троны и Андрей Юрьевич уже решил, что заберет этих красавцев с собой. И дом украсят и образцом для владимирских столяров станут. А то только табуретки умеют кособокие делать.
— Ничего, перекрестим. Ты её поцелуй эту спящую красавицу, пусть просыпается. У нас с его Высокопреосвященством ещё не обговорено, сколько денег нам Мемель отвалит, чтобы мы домой ушли.
— Поцеловать?! — Данька сказку явно не читал.
— Не хочешь. Ну, давай я попробую…
— Чего это! Я сам! — богатырь нагнулся к полячке и чмокнул неумело её в губы. Понятно, что та проснулась и завизжала. Рожа эдакая бородатая её укусить пытается.
— Тихо, пани Мария. Это Даниил Мечеславович Детько — сын боярина, ай, блин, вечно забываю. Сам же князем сделал воеводу. Это сын князя Словакского Мечеслава Детько. Ну, княжич, по-вашему. Он хотел помочь вам очнуться. Ферштейн? Не надо его бить. Это ваш муж будущий.
Панночка опять глаза закатила.
— Данька, ты не стесняйся. Ещё раз поцелуй, видишь панночка притворяется, на ещё один поцелуй напрашивается. Не распробовала с первого раза. И не тушуйся, целуй как положено. Это не распятие, а девка.
— О, Матка Бозка! — вскочила переводчица.
Событие шестьдесят четвёртое
Андрей Молибогович озадаченно голову почесал, выслушав доклад Ивана Хвостова.
— Смотри ты? Неожиданно.
В самом деле получилось неожиданно. Так с первого раза и не понять, то ли хорошо это, то ли так себе, а то и вовсе плохо. Словом, погиб Георгий Романович Дубровицкий. Был как раз на стене в том месте куда ядро попало, повезло не убило. Уберёг Господь. Отбросило на землю. Не разбился, благо стены не высокие. Поднялся. Перекрестился троекратно и тут на него башня эта кособокая упала и придавила. Насмерть.