Крестоносец из будущего. Командор
Шрифт:
Милица, наверное, думала в том же ключе, что и он, раз взяла его ладонь и прижала к щеке. И даже, как ему показалось, прикоснулась губами к грязным пальцам на деснице.
Так они и сидели, молча, вот только суровая реальность существовала вне зависимости от их маленького человеческого счастья. Неожиданно послышался вскрик, и в щель донесся громкий вопль.
— Измена!
Андрей подскочил с камня как ошпаренный. За меч хвататься не стал — неудобно рубиться, когда каменный свод над головой нависает. Выхватил из петли полюбившийся шестопер и, громко грохоча
— Твою мать через коромысло! Ах ты! Иуда!!!
Дневной свет на секунду ослепил Андрея, но лишь на одно мгновение. Он сразу понял, что дело худо. Совсем паршиво, если честно говорить. Ядовитая змея ужалила в самый удобный момент, и ничего уже сделать нельзя. Нужно было ее во дворе растоптать, но нет, пожалел, поверил в «презумпцию невиновности».
На свою задницу…
— Ну что, командор, пора и нам свести счеты!
Томаш стоял на каменной площадке, прикрывшись щитом и держа в правой руке «гасило» — местный аналог «моргенштерна».
Умело выбрал момент, паскуда, — от площадки вниз падала крутая каменная осыпь, справа почти вертикальные скалы. Тропинка, что к ним прижималась, тонкой ниточкой тянулась к далеким валунам, к спуску.
Очень удобное место для тайного лаза, заметить который снизу невозможно, а камни не земля или глина, людские следы прячут хорошо.
— И чей ты заказ выполняешь, скотина?! — Андрей сделал шаг вперед и краем глаза посмотрел вниз. Так и есть, там лежали три тела — два, в красных орденских плащах, и третье, маленькое, с окровавленной головой.
— Смотришь? Ну-ну, полюбуйся!
Предатель оскалился гнусной ухмылкой.
— Они даже не вякнули, когда я их вниз столкнул. Щенок лишь заголосил, пришлось унять.
С шара «гасила» капала кровь — не пожалел паренька, что проводником с ними был отправлен, тварь. Андрей выдохнул воздух — скопившаяся ярость требовала выхода, но одно он знал точно.
— А ведь я тебя не просто убью, гаденыш! Ну, Томаш, ну сукин сын…
— Замаешься, командор! И не Томаш я, оставь эти собачьи имена для своих славян. Недаром мы их склавенами именуем — им уготована судьба рабами германцев быть! Ты сам изменник, Андреас фон Верт! Предатель германского народа! Это говорю тебе я — Курт фон Нотбек, оруженосец славного «Братства Святой Марии»!
— Это не твоего ли дружка волкодлак загрыз?! Кинжал больно примечательный я у него взял, — Андрей быстро сложил слагаемые. — Он вроде у вас как знак особый?! Чтобы свою подлую натуру демонстрировать?!
— Нет! — хрипло засмеялся орденец, вернее, «братец». — С этим кинжалом у меня гулямы твое тело возьмут. Не бойся, я тебя не убью, но покалечу, сразу предупреждаю. Пора до конца довести дело, что на Каталаунских полях завершения не получило!
— Попробуй, чего зря языком болтать, — Андрей усмехнулся и выхватил левой рукой свой бебут, — как раз для тебя кинжал предателя есть. От него и помрешь — меч марать неохота.
— Ух ты, какой храбрый, — Нотбек сделал два коротких шажка и прыгнул стремительным леопардом. Шар «гасила» свистнул над
Андрей успел уклониться в последнюю секунду, ударив шестопером, в свою очередь. Не попал, но потерял позицию на этом.
Теперь они поменялись местами — солнце, выглянувшее из-за крепостной стены, ослепило глаза, он зажмурился и пропустил момент, когда Нотбек снова ринулся в атаку.
Плечо взвыло от боли, враз ослабевшая рука выронила смертоносный шестигранник. Непроизвольно он схватился за ключицу, застонав. И осознав за секунду, что случилось самое худшее.
Это неизбежно бы произошло, рано или поздно, хотя Андрей предпочел бы последний вариант. Но надо же тому случиться — именно сейчас нарваться на умелого врага, более опытного и мастеровитого, чем сам. И, видимо, осознание случившегося отразилось на его лице, потому что тевтон захохотал.
— Вот и все, командор! Только ты вниз не прыгай, не нужно! Зачем тебе такая смерть?! Пожи…
Договорить Нотбек не успел — только звон раздался. Зато Андрей увидел, как вынырнувшая из расщелины лаза Милица обрушила на шлем германца здоровенный камень.
Предатель на секунду выбыл из строя, оглушенный — убить такого буйвола одним ударом слабая женщина просто не смогла. Но сделала главное — дала спасительную секундочку Андрею, ту, за которую, как в одной книге старый солдат Федот Васьков говорил — «до гробовой доски поить водкой положено».
Андрей, позабыв про боль, рванулся вперед, парой прыжков преодолев расстояние. Наотмашь полоснул бебутом по лицу, ударив с разбега плечом в грудь, и взвыл от боли, схватившись за ключицу.
Он сейчас был абсолютно беззащитным, вот только тевтон добивать его не мог. Не было на площадке германца — с диким воплем свалился он вниз, чего и добивался своим отчаянным прыжком Андрей.
— Поживу еще, гад. Фашист недобитый! Рабы мы ему, склавены?! Вот сволота нацистская, — хрипло пробормотал Андрей, и тут же его обняли за шею две тонкие женские ручки.
Вот только не утешения у него просила хрупкая паненка, и слезы не лила — решительность сквозила в ее глазах, каждое движение было отточено, как дамасская сталь. В одну минуту она его освободила от доспехов, рывком содрав кольчугу через голову, расстегнув крючки ворота.
Андрей непроизвольно усмехнулся, вспомнив, как долго он возился с ее простым платьем, которое она взяла нарочно для этой исповеди у служанки. С каким трудом он расшнуровывал и расстегивал многочисленные застежки, совлекал его с ее нежного тела.
И, удержал себя от стона, когда крепкие пальцы, кто бы мог подумать, стали мять плечо. И не просто так — Милица явно знала врачебное дело, причем, как определил он, военно-полевую медицину.
— Тебе повезло, мой родной! — Милица проворковала ему на ухо, и в милом шепоте Андрей уловил нешуточное облегчение и радость. — Хороша у тебя арабская кольчуга, уберегла ключицу. Но ушиб серьезный, с неделю мечом махать не сможешь, а то и две поберечь руку надо.
— Ты где так наловчилась?