Крестоносец. Византия
Шрифт:
В разговор снова вмешался Каматир:
— Допустим… Ну а что делать с династией Отвилей? Тот же Роберт де Басунвиль захочет себе корону Вильгельма. И Папа, как сюзерен Сицилии, его в этом может поддержать. К тому же, у Вильгельма есть сводный брат Симон, бастард Рожера. Если они сбегут и потом, с чьей-то помощью попытаются вернуть свои владения, проблем будет много.
— Думаю, с Папой вы сможете договориться. Папа Адриан IV будет очень стремиться к воссоединению Западной и Восточной Церквей. Обещайте ему это. Пусть святые отцы с обеих сторон изучают и обсуждают этот вопрос. Дело это небыстрое. Договорятся — хорошо. А не договорятся… Ну, значит, не договорятся. Роберта де Басунвиля, Ваше Императорское Величество, — я наклонил голову в сторону Мануила, — пообещает сделать королём в обмен на вассальную присягу. Ну так сделайте. Главное, не уточнять, где именно он будет королём. В следующем
Пока я это говорил, Мануил и Каматир не смогли удержаться от ухмылок.
— Ну а герцогу Симону, если переживёт Сицилийское королевство, тоже можно предложить вассальный трон. Рядом с Мальоркой есть остров Менорка. Герцогом Таранто быть хорошо, а королём Менорки ещё лучше. Надо лишь принести оммаж императору Ромеев.
— Уверен, Симон уцепится за такой шанс руками и ногами. Он ведь будет с королём Вильгельмом не в лучших отношениях, и через тринадцать с лишним лет устроит заговор, захватив своего сводного брата и пытаясь посадить на трон его малолетнего сына. Король Вильгельм чудом сохранит трон, благодаря вмешательству духовенства и горожан, возмущённых погромами и побоищами, которые устроят мятежники, хотя и лишится наследника, получившего в суматохе стрелу в глаз, бедный ребёнок…Так что Ваше Величество сможет играть на противоречиях между братьями. Ваша империя получит опору в западной части Средиземного моря. А если вы ещё позаботитесь отобрать у Альмохадов Геркулесовы Столпы в Гибралтаре и Сеуте с Танжером, то сможете держать в руках Mare Nostrum[16], и неважно, кто ещё будет владеть его берегами.
— Всё это замечательно, — помолчав сказал император. — Но скажи, рыцарь, почему ты назвал венецианцев врагами? Ведь Венеция — вассал Империи.
— Ваше Величество, не гневайтесь за откровенность, но венецианцы такие же «вассалы» для вас, как король Рожер для Папы. И даже меньше. Норманны хоть не наживаются за счёт папских владений. А венецианцы, впрочем, как и генуэзцы с пизанцами, относятся к вашей империи как к корове, которую они доят, не заботясь о том, чтобы её кормить. Они даже получили в Вашей столице, на севере Константинова града, собственные кварталы, где чувствуют себя хозяевами. Вам, конечно виднее, но вообще-то, это довольно позорно и унизительно, да и небезопасно, особенно в случае войны.
— Думай, что говоришь, рыцарь! — яростно сверкнул глазами Мануил, — Венецианцы мне помогают в войне с Рожером. Так же как помогали моему отцу и деду! Они платят пошлины в казну, как и пизанцы с генуэзцами.
— Прошу простить, Ваше Величество, но я говорю не от себя, а то, что услышал от Святого Януария. Венецианцы, конечно, вам помогают, но только ради себя. Для них выход из Адриатики, попавшей целиком в руки норманнов — как нож острый. Но при этом они всегда готовы повернуть оружие против вашей империи, если им что-то не понравится. Так было при вашем родителе, когда он попытался повысить пошлины на их купцов. Так будет и при вас, через двадцать четыре года, когда венецианцы настолько обнаглеют, что устроят в Константинополе резню с генуэзцами и пизанцами, спалив их кварталы. После чего откажутся платить компенсацию и штраф в вашу казну. А когда Ваше Величество выгонит их из империи, начнут войну, которую будут вести до конца вашего царствования. А дальше будет только хуже…
— Хватит намёков, рыцарь! — Мануил, отпив вина, вперил в меня мрачный взгляд. — Рассказывай подробно.
При упоминании об «умельцах», позвоночник слегка похолодел, вспомнились Баварец и подручные в Саарбрюккенском замке, думаю, у здешних палачей квалификация повыше. — Ваше Величество, под пытками, конечно, кто угодно признается в чём угодно. Но только когда тот, кто допрашивает, знает, что он хочет услышать. А того, что мне сообщил Святой Януарий, не знает никто, кроме меня. Я могу сказать что угодно, и никто не поймёт, правду ли я говорю или нет. Так что бесполезно грозить мне «умельцами» в Вашей тюрьме. Я и так расскажу всё что знаю о будущем Вашей империи. Но прошу набраться терпения, ибо печален будет мой рассказ.
После этого я начал выкладывать то, что знал об истории Византии в XII веке и в следующих столетиях. Вид у слушавших меня Мануила и Каматира был мрачнее тучи. Во время моего рассказа о преемниках императора Комнин не удержался от ругательств на нескольких языках, после рассказа о смене династии ругаться как сапожник начал и Каматир. Ну а когда я дошёл до Четвёртого Крестового похода, захвата и разграбления Константинополя и раздела империи Ромеев, Мануил не выдержал, швырнув в стену свой кубок, разлетевшийся сотнями стеклянных брызг!
— И ты, франк, не боишься рассказывать мне о том, что творили в Империи твои земляки?! — прорычал император, сжимая кулаки.
— Не боюсь, Ваше Величество, — я постарался взять в кулак всю волю, не отводя взгляд от разъярённого монарха. — Во-первых, это ещё не случилось, и вы можете сделать так, что и не случится. Во-вторых, это не мои земляки. Никто из Оверни в этом участвовать не будет, как и наш граф, и наш король. А за шампанцев, бургундцев, пикардийцев, нормандцев и фламандцев я не в ответе. Не говоря уж о том, что там и саксонцы с эльзасцами отметятся, и итальянцы. А в-третьих, все эти «крестоносцы» будут не более чем орудием в руках венецианцев. Но будь их, эти торгаши нашли бы кого-то ещё. Вашим преемникам надо было следить за портами и вообще за происходящим в Европе, за всеми этими воителями-путешественниками, и их венецианскими кредиторами. Они и поживятся больше всех. Венецианского дожа назовут «владыкой трёх восьмых Ромейской империи».
— Тр-рёх восьмых?! — проскрежетал нынешний владыка империи Ромеев и, схватив услужливо поданый Каматиром кубок, которым логофет дрома так и не воспользовался, но успел наполнить вином, осушил одним махом. — Что ж, мы посмотрим, сколько тысячных останется у этого «владыки» от его гнусного городишки в вонючей лагуне! Если останется…
На лице Мануила появилось такое зловещее выражение, что, будь я венецианцем, тут же начал бы готовиться к переезду куда-то подальше, в Шотландию там, или в Норвегию.
— А ведь можно не ждать почти четверть века, Ваше Величество. Венецианцы могут задраться с генуэзцами и пизанцами гораздо раньше. Сразу после того, как вы с союзниками завоюете Сицилийское королевство. Даже если война продлится те же три года, что и в том будущем, о котором говорил Святой Януарий, у вас будет ещё четыре года, чтобы разделаться с Венецией, до того как умрёт король Гёза и настанет черёд Венгрии. Тем более, что для этого вы сможете привлечь обиженных пизанцев и генуэзцев с анконцами и рагузинцами, которые будут рады уничтожить конкурентов, а также с будущим королём Фридрихом, который с удовольствием избавится от своих главных недоброжелателей и вдохновителей Лиги городов, которая будет направлена против него. Вы сможете поделить с ним венецианские владения: ему всё, что на континенте, вам — острова, которые можно заселить благонадёжными людьми, греками и славянами, устроив там базу вашего флота.
— Неглупо, неглупо, — немного успокоившийся император смотрел на меня с любопытством. — Ты, латинянин, советуешь, как уничтожить твоих братьев?
— Я рыцарь из Оверни, Ваше Величество, служу моему графу и Короне Франции. Торгаши, тем более чужеземные, мне не братья.
На самом деле, причина, конечно, не в этом, но Мануилу такие подробности знать незачем. Когда мы с Ольгой были в Италии, в Венеции нас обокрали в отеле, а когда мы стали возмущаться и требовать компенсацию — хозяева отеля нас просто выставили. Вызванная полиция и не подумала призвать их к порядку, словно так и надо. Хотя, узнали, что я вроде как их коллега. Было это после присоединения Крыма и отделения Донбасса от Укрорейха, так что у венецианских полицаев так и читалось на мордах: «Сатрап Кровавого Мордора». Ничего, Мануил и компания покажут их предкам Кровавый Мордор! Себя я бы, может, и простил, но эти уроды Ольгу выталкивали!