Крестоносец. Византия
Шрифт:
А графский управляющий Гебхард скупил у нас всю «меховую рухлядь», как говорят сейчас на Руси, дав вполне приличную, если верить услышанному от генуэзца Луиджи, цену. Сам он тоже был доволен сделкой, заметив, что лучшие меха пойдут на одежду для графской семьи, а остальное можно выгодно распродать благородным соседям, либо купцам, живущим в окрестных городах, или проезжающим мимо Хельфенштейна.
Затем начался торг о тканях, пряностях, фарфоре и стекле из купеческого обоза. Так как цены я знал (ещё раз спасибо Луиджи!), а Гебхард имел недвусмысленные указания графа, договорились мы довольно быстро. Фарфор и стекло продали целиком, как и ладан, мирру, камфору с миртовым и коричневым маслом, всего десять бочонков. Полностью продали и два бочонка мускатного цвета. Уж больно он дорог, жаба душила с неимоверной силой от одной мысли об
Из прочих специй мы оставили себе десятую часть. Перец, корица, имбирь, мускатный орех, гвоздика, шафран пригодятся не только в кулинарных, но и в медицинских целях — недаром они очень популярны в жарких странах, столь богатых всякой заразой. Остальное тоже сторговали Гебхарду, так же, как и ткани, оставив по отрезу шёлка для себя, и один в подарок отцу Виллебальду за его помощь.
Как же мне всё-таки повезло встретить караван генуэзца на пути в Хельфенштейн! После моего описания Луиджи узнал те ткани, что я не смог опознать. Помимо обычного шёлка-сырца, которым были загружены две повозки, а также атласа и парчи, которой было несколько видов: дамасская, персидская, индийская ямдани, три разновидности китайской, различающиеся рисунком и отчасти цветами (сунская, по имени правящей сейчас в Китае династии, нанкинская, и «облачная», действительно напоминающая перистые облака на заре — я хорошо запомнил это «национальное достояние», жаба до сих пор рыдает горючими слезами при воспоминании о вечернем платье и рубашке с шарфиком, купленных жене и дочке на выставке-продаже восточных тканей, на которую меня затащили мои женщины!), итальянцем были опознаны занданача и аксамит (тоже виды парчи, но из Бухары и Византии, богато расшитые золотом и серебром), камка (разновидность атласа с цветастым рисунком), бархат и сатин — совсем не похожие на то, что продают под этим именем в XXI веке, сейчас их делают из шёлка.
А взглянув на десяток с лишним отрезов трёх разных тканей, Гебхард аж затрясся! И его можно понять. В одной из тканей Луиджи с моих слов узнал алтабас — шёлк, полностью обшитый золотом, тяжеленный и жёсткий, как доспехи, в другой — зардози, тоже шелковую ткань из Персии или Индии, богато расшитую жемчугом и самоцветами. Если верить генуэзцу, на Востоке и Византии вещи из таких тканей позволено носить только царственным особам и их родне, остальные в лучшем случае могут себе позволить небольшую нашивку на одежде.
А та самая прозрачная ткань оказалась не тюлем, а виссоном. Знакомое название. Помнится, в проповедях были цитаты из Библии, с упоминанием «виссона царского». Уже по этим словам было понятно, кому по карману такая, привезённая из Индии ткань! Между прочим, Луиджи говорил, что платок или перчатки из виссона помещаются в скорлупе грецкого ореха! А есть ещё «морской шёлк» — виссон, нити для которого добывают из ракушек живущих в Средиземном море. Тот вообще стоит безумных денег — по две с половиной сотни безантов за полтора локтя, примерно один квадратный метр!
Интересно, кому Барзаги собирался продать всё это роскошество? Кому-то из князей Церкви или королю Сицилии, у которого денег тоже куры не клюют?
Уже после окончания торга Гебхард сказал, что, только продав эти одиннадцать отрезов, можно с лихвой окупить расходы на покупку большей части остальных тканей. Если только граф Эберхард не захочет поднести их герцогу или кайзеру — за такой подарок можно ещё одно графство получить! Может и похуже Хельфенштейна, но тем не менее!
Всё это мы продали вместе с повозками и упряжными лошадьми. Правда, выяснилось, что у управляющего немного не хватает наличных до оговорённой суммы, но он предложил сопроводить нас до Ульма, где займёт недостающее в местной прецептории тамплиеров. Поскольку мы и так собирались и в Ульм, и к тамплиерам, это предложение нас более чем устроило. Что-то мне подсказывало, что из Танненберга пора уезжать.
Хотя большая часть взрослых аборигенов ещё рыскала в лесу в поисках разбойничьих кладов, некоторые, видимо, самые умные, уже начали возвращаться в деревню, бросая на нас задумчивые взгляды. Похоже, они заподозрили, что в бандитском логове мы нашли не только графских детей и оружие разбойников. Но в
Мы быстро собрались, попрощались с отцом Виллебальдом, поблагодарив за гостеприимство и вручив упомянутый отрез, а также найденный в вещах Барзаги цветастый персидский ковёр, расшитый птицами и цветами. Священник аж прослезился, сказав, что будет каждый день молиться, чтобы Бог и святые сохранили нас живыми-невредимыми в Крестовом походе, даря нам удачу.
Потом мы все, в том числе Роланд и Вим, раны которых начали затягиваться, сели в седло. На одну из трофейных лошадей, которую мы оставили себе в качестве «грузчика», навьючили графские подарки. Тео усадили на мешки с мехом, в одну из двух телег, нанятых Гебхардом в Танненберге. Готшальк, выполнив свою работу, остался в деревне, так что нас сопровождал только Вольф. Оба парня получили обещанных коней и кольчуги с мечами, хотя услуги проводника нам, если честно, не очень-то и были нужны. Но уговор есть уговор, так что Вольф тоже получил свою плату сполна. Похоже, парень оказался совестливый и, узнав, что мы хотим сопроводить Тео в монастырь, вызвался показать дорогу к выбранному бывшим разбойником аббатству Блаубойрен близ Ульма. По словам Вольфа, он бывал там с отцом, когда тот ходил в монастырь на богомолье, благодарить святых за исцеление от горячки. Слуги графа забрались на повозки с товаром, погрузив туда и ткани, перенесённые в дом священника перед поездкой в Хельфенштейн. Краткое благословение отца Виллебальда — и наша колонна выдвинулась к воротам деревни, направляясь по просёлку к старой римской дороге.
По широкому тракту мы двинулись на юг, без всяких приключений добравшись до выезда из Швабского леса. Редкий разбойник рискнул бы напасть на такой отряд, даже зная о перевозимых сокровищах. Покинув лес, мы так же спокойно достигли Ульма, и вскоре перед нами раскинулся протекающий мимо города Дунай.
Дунай, или Донау, как его называют местные, не голубой, как в песне, но вполне прозрачный, экология в XII веке — это вам не в веке XXI. Чистоту здешних вод подтверждает и богатый улов рыбаков на рыбном рынке у стен города. Сам Ульм, стоящий на левом берегу реки, выглядит новоделом, хотя брат Ансельм в замке Хельфенштейн рассказывал, что городу уже века три. Ульму сильно не повезло в прошлом десятилетии, когда его дважды брал герцог соседней Баварии, Генрих Гордый, папа Генриха Льва. Похоже, у этой семейки те ещё комплексы! Гордый, Лев… Старший Генрих, тот, что Гордый, был крупнейшим феодалом в Германии, владея Баварией и Саксонией, а также будучи мужем единственной дочери предыдущего императора Лотара, что намного круче в эти времена, чем быть кумом королю и сватом Ротшильду. Герцог считал, что императорский трон у него в кармане, а потому смело наезжал на всех, кто ему не нравился, особенно на Швабских герцогов Штауфенов, происходивших по женской линии от предыдущих императорских династий. Захватив Ульм в первый раз, Генрих снёс городские укрепления, а во второй раз, тринадцать лет назад, вообще разрушил город полностью, не пощадив даже королевский дворец. Уцелела только каменная церковь, наверное, Генрих всё же не рискнул ссориться с духовенством.
Но слишком резкий герцог, видимо, напугал других знатных особ Священной Римской Империи, особенно в качестве будущего кайзера. Так что, когда его тесть, кайзер Лотар, упокоился в 1138 году, «электоры» — в том числе Трирский архиепископ де Монтрей и Майнцский архиепископ фон Гарбург, о которых я столько слышал — предпочли поддержать кандидатуру Швабского герцога Конрада Штауфена, ставшего кайзером Конрадом III. А Генрих Гордый отправился следом за тестем в следующем году, похоже, его гордость не смогла перенести такой грандиозный облом.
Зато Ульму и его жителям то обстоятельство, что их бывший герцог пошёл на повышение, оказалось очень в кассу, во всех смыслах этого слова. Благосостояние города, которому кайзер Конрад дал немало льгот и привилегий, росло будто на дрожжах. По словам Гебхарда, торговля и ремёсла здесь цветут и пахнут. Это подтверждается немалым количеством каменных и полукаменных домов в городе, хотя деревянные пока решительно преобладает. Защищающая Ульм стена с валом тоже деревянная. На каменную стену горожане пока не заработали, тут многие десятилетия нужны. Тянущиеся к городским воротам многочисленные купеческие обозы и теснящиеся в гавани торговые суда подтверждают растущее материальное благополучие Ульма.