Крестоносец. Византия
Шрифт:
— Все грехи прежней мирской жизни остаются за воротами обители после пострига. Спаситель наш простил на кресте раскаявшегося разбойника. Кто такие люди, чтобы быть строже, чем Он? Даже герцог или сам Кайзер не рискнут посягнуть на права Дома Божьего.
Тут аббат, конечно, прав, Церковь сейчас — сила! Даже монархи предпочитают не бодаться с Римским Престолом. Хотя времена брутальные и эксцессы на местах случаются. В этом же XII веке, во второй половине, в Англии был… будет громкий скандал. Читал я о нём, запало в память. Началось всё с того, что некий лорд, приехав на богомолье в монастырь, опознал в одном из монахов своего виллана, то есть крепостного. Лорд, естественно, возмутился и потребовал от аббата вернуть уведённую собственность в лице
Аббат пожаловался Примасу Англии, архиепископу Кентерберийскому Томасу Бекету, который, недолго думая, отлучил лорда от Церкви, освободив его подданных от подчинения их господину. Те тут же прекратили платить налоги и исполнять положенные повинности, а добрые соседи лорда принялись делить имущество нечестивца.
Лорд обратился к королю Генриху II, который вписался за верного вассала, обвинив примаса в самоуправстве. Особенно короля возмутило то, что Бекет был его другом, получившим высокую церковную должность при королевской поддержке, но при этом даже не посоветовался с монархом, не говоря уж о том, чтобы спросить позволения. Однако, что называется, нашла коса на камень. На требование короля отменить отлучение Бекет, поддержанный большей частью духовенства, ответил решительным отказом, обвинив короля в «покушении на честь Господа», и потребовав невмешательства светских властей в любые церковные дела, особенно судебные. Король не стал разводить церемонии и силой выгнал архиепископа из Англии.
После этого внутрианглийский скандал вышел уже на общеевропейский уровень. В дело с удовольствием «вписались» разные высочайшие и даже августейшие особы, включая Папу, короля Франции и германского кайзера. В самой Англии многие задались вопросом: «А не заменить ли короля его старшим сыном?» Трон под Генрихом ощутимо зашатался. Вдохновлённый этим Бекет вернулся на остров, демонстративно наплевав на королевский указ, запрещавший примасу появляться в Англии. Разозлённый король заявил в присутствии придворных: «Неужели не найдётся в Англии человека, который освободит меня от этого попа?!» Каким образом его должны были освобождать, монарх не уточнил. Но несколько придворных додумали за него, и… убили архиепископа прямо в соборе.
Неизвестно, на что они рассчитывали, но ничем хорошим ни для них, ни для короля это не кончилось. Большинство населения отвернулось от Генриха, священники и монахи в своих проповедях называли его «Ахавом, пьющим кровь праведников». Папа грозил отлучить короля от Церкви и освободить вассалов от присяги на верность. Те, не теряя времени, подняли мятеж.
Генрих чудом усидел на троне. Ему пришлось изгнать навсегда из Англии и приближённых-убийц, и лорда, с которого всё началось, лишив их всех владений, а самому принести унизительное покаяние, ползая вокруг гробницы Бекета, после чего высокопоставленные церковники подвергли короля бичеванию, то есть, проще говоря, выпороли плётками, что было не только болезненно, но и весьма позорно для царственной особы. Ну а Томаса Бекета через некоторое время произвели в святые. Наверное, он был бы доволен таким повышением…
Правда, кто его знает, случится ли теперь всё это? Я уж столько всего наворотил в этой своей реальности, что ни за что нельзя ручаться. И это ещё только начало.
Самое главное, что за новоявленного брата Теодора можно не беспокоиться. Вряд ли ему что-то грозит в монастырских стенах, кроме него самого. А то ведь возьмёт и учудит какую-нибудь глупость. Хоть и частично калека, а вполне молодой, здоровый парень, со всеми вытекающими отсюда потребностями и возможностями, некоторые из которых Церковь явно не одобрила бы.
Тут ещё Пьер, набравшийся от охотников в родных местах грубоватого юмора, на прощание заметил, что Теодору не очень повезло с обителью — был
— Ну, нет и нет, — с постным видом вздохнул брат Теодор, сверкая выстриженной тонзурой на макушке. — С ними только грех один. И денег сколько уходит…
А после некоторого раздумья добавил:
— Слышал я, монахи через какое-то время могут сами выбирать, в какой обители поселиться.
Пьер и близнецы только переглянулись с понимающими ухмылками.
Вообще, аббат Ойген, которому я при знакомстве показал для солидности папскую буллу, принял меня очень любезно. Обещал отписать о щедром даре, оказавшемся в обители не без моего участия, самому Папе, а также аббату Клерво. Хотя, по словам брата Ансельма в замке Хельфенштейн, бенедиктинцы с цистерцианцами не особо дружат, они скорее конкуренты. Но Ойген то ли выше этого, то ли просто считает нужным поддерживать хорошие отношение с влиятельными фигурами Церкви.
Из разговора с аббатом я узнал много интересного. Монастырь не оторван от мира и Ойген многое знает от окрестных купцов, с которыми общается по делам строительства и сбыта монастырской продукции, и от монахов, паломников и прочего люда, передвигающегося в верховье Дуная.
Оказывается, армия кайзера Конрада застряла в Венгрии, у города Эстергом. Сначала ждали отставшие отряды, а кайзеру вздумалось развлечься охотой. Потом в лагерь крестоносцев пожаловал венгерский король Гёза II, и завёл с кайзером какие-то переговоры. Затем немецкое войско хватил жуткий понос (при здешней антисанитарии это не удивило). Следом прилетели вести от Папы Евгения, предложившего немцам сплавляться по Дунаю на судах, зафрахтованных на средства Римского престола и Ордена Цистерцианцев. Немецкая знать, как и низовое рыцарство, когда эти новости распространились в армии, встретили их с большим энтузиазмом, сразу сообразив, что плыть за счёт Матери-Церкви на полном иждивении куда приятнее и выгоднее, чем бить копыта коней и ноги на балканских дорогах, да ещё закупаясь едой, фуражом и прочим из своего кармана. Тем более что цены на пути проходящих войск растут, и грабить в христианских странах не очень безопасно. И сейчас немцы готовятся к отплытию, дожидаясь только подхода французской армии, так как Папа предоставил транспорт и снабжение в обмен на совместные действия Конрада и Людовика.
А я-то Бернара убеждал по дороге из Парижа в Клерво и позже, в Саарбрюккене! Похоже, после моего разговора с Сугерием и Теобальдом в Париже высокопоставленные церковники сразу всё решили и приняли меры. Те ещё зубры политики, куда мне до них! Впрочем, на таких должностях другие попадаются редко. Но теперь история явно начинает меняться. И это, похоже, к лучшему. Да и нам будет проще догнать армию. Нет, не зря съездили в Блаубойрен! Поездка оказалась весьма полезной. По крайней мере, наша компания знает, что нас ждёт.
В Ульм мы вернулись в отличном настроении, везя вместо ящиков, оставленных в монастыре вместе с Тео, пару бочонков с монастырским белым вином и пивом, а также пару корзин с разной снедью. Всё это мы получили от аббата Ойгена вместе с благословением. Вот бы все патеры так благословляли!
На радостях я ещё в аббатстве подарил Вольфу за помощь и честность кинжал Барзаги, с лезвием дамасской стали, украшенный золотом и серебром, а также довольно крупной бирюзой на рукоятке, предупредив парня, чтобы не держал его на виду. За такую вещицу и убить могут в тёмном углу или на пустынной дороге, особенно простолюдина. Посоветовал Вольфу выковырять из кинжала камушек и подарить любимой девушке, если таковая есть, в виде свадебного дара, а ножик презентовать её папе — после такой щедрости за него без разговоров отдадут первою невесту на деревне. Судя по покрасневшим щекам парня и его радостному взгляду, я попал в точку. Вольф с поклоном принял кинжал и, завернув в тряпицу, тут же сунул за пазуху.