Крестоносец. Византия
Шрифт:
Следующий мой выстрел оказался не в пример удачнее предыдущего. Я, правда, целил в тело того самого высокого и хорошо одетого всадника, а получилось так, что пришпилил ногу к боку лошади. Та взвилась на дыбы — раненый чудом удержался в седле — и понесла прочь. В любом случае минус один, довольно подумал я. И вероятно, я подранил их военачальника.
Однако и враги дело своё знали туго, то и дело слышались крики раненых крестоносцев. Мне уже некогда было оказывать кому-то помощь, всё потом, если кому-то из них повезёт дождаться конца боя. И если в нём победа будет на нашей стороне. А в этом я был не очень уверен, слишком уж большим было численное преимущество половцев.
Наконец, то ли
Ух ты, рукопашная! Внутри меня адреналин забурлил с удвоенной силой.
— Выстраиваемся в линию! — заорал я, беря на себя командование на глазах изумлённой публики. — Щиты и копья перед собой, закрываем Их Величества.
«Их Величества» были совсем не против, в их планы не входило так глупо сложить головы, не достигнув конечной цели нашего путешествия. А если, защищая их, погибнут десяток-другой крестоносцев, среди которых немало дворян… Что ж, Господу нашему Иисусу Христу виднее, чья душа сегодня достойна вознестись на небеса.
Ладно, сейчас не до философских рассуждений. Мы нашей пятёркой заняли правый фланг обороны, рядом с кривой берёзкой. У меня, Роланда и Пьера в руках мечи, у Эриха — топор, у Ульриха — боевой молот. Чувствую, кому-то из степняков сегодня придётся несладко.
Первая атака половцев была сделана наскоком, верхом. Но более-менее успешно отбита — несколько лошадей получили копья в грудь и шею. Две теперь бились в агонии перед нашим строем, три с кровоточащими ранами умчались прочь, невзирая на команды их седоков. А несколько половцев лежали перед нашим строем. Двое неподвижно, ещё двое катались по земле, воя от боли. Одного раненого, что был поближе, Ульрих приголубил молотом, и от вида разлетевшихся осколочков черепа и его содержимого, сопровождавшихся мерзким хрустом, меня малость замутило.
Половцы, отхлынув, стали снова пускать стрелы в нашу сторону. Мы прикрывались щитами, из-за которых наши лучники тоже пускали стрелы. У Пьера получалось лучше всех — он свалил двоих степняков.
Враги же, сообразив, что стрелами нас так просто не возьмёшь, снова предприняли атаку. Но теперь уже пешими, до них дошло, что среди кустов и деревьев на лошадях не сильно повоюешь. Посмотрим, каковы они в пешем строю.
Впрочем, строя как такового половцы не придерживались. Наш же строй к тому времени рассыпался. Виноваты оказались рыцари в центре, решившие показать молодецкую удаль перед своими монархами, и с криками: «За короля!» (так же кричали и «За кайзера!») рванувшие в атаку на врага. В общем, дальше получилось каждый сам за себя, хоть наша пятёрка и старалась по мере сил прикрывать друг друга. Впрочем, оглядываться на товарищей у меня не было возможности, так как на меня налетел низкорослый, с редкими, свисающими до подбородка усами половец. Причём в каждой руке у него было по сабле, а щит отсутствовал.
Первый удар врага принял на себя лик Святого Януария. Почти одновременно вражина полоснул саблей по ногам, и если бы не мои металлические шоссы… В общем, это был повод похвалить себя за предусмотрительность.
Тем не менее удар оказался болезненным, до перелома дело не дошло, но опираться на левую ногу стало проблематично. А во мне вскипела ярость. Слишком уж напомнило мне лицо этого половца одну уголовную физиономию из моих 90-х, когда я только начинал свою оперскую деятельность. Мужик караулил возле школ маленьких девочек, предлагал пройти недалеко, где якобы дитё получит конфету или шоколадку, заводил в подвал, после чего раздевал юных барышень и под угрозой ножа заставлял
И вот сейчас я невольно вспомнил того педофила, после чего обрушил всю свою ярость на противника. Сначала двинул его щитом, угодив верхней кромкой в тут же окрасившийся красным рот, а следом нанёс косой рубящий удар.
Я в очередной раз убедился в крепости стали своего меча. Лезвие рассекло половца от левого плеча до середины груди, застряло в кости, и мне немалых трудов стоило вытащить его обратно.
К счастью, в этот момент меня никто не атаковал, и я, наконец справившись с задачей освободить меч из туловища супостата, хромая, кинулся на выручку Пьеру. Тот мечом орудовал не столь достойно, как стрелял из лука, а тут ему приходилось отбиваться сразу от двоих. Одного я подло проткнул ударом в спину — а что делать, на войне все способы хороши. Второй успел сообразить, что сзади грозит опасность, обернулся, и в этот момент Пьер рубанул его по шее. Голова удержалась на плечах, однако горло оказалось перерублено, и хлынувший из разреза фонтан крови наглядно демонстрировал, что половец больше не жилец.
В стороне, прижавшись спиной к древней каменной кладке, Оттон разит своим боевым посохом половцев направо и налево. Не то что наносит серьёзные увечья, но благодаря длине посоха никто к нему толком из противников не сумел приблизить на расстояние удара сабли. Вылитый шаолиньский монах! А Господь, кажется и впрямь защищает прелата. Ран на нём не видно. Хотя нет, одну стрелу всё же словил, и прямо в грудь! Однако, незаметно, чтобы она причиняла епископу какие-то неудобства. Похоже, епитрахиль[1] половецкий лучник просто не смог пробить, возможно, что стрела воткнулась на излёте. Затканная золотой и серебряной нитью плотная ткань, с нашитыми кусочками металла, не кольчуга конечно, но лёгким срезнем её пробить непросто.
Взгляд мой зацепился за лежавшего неподалёку на земле крестоносца. Да это же тот самый, которому я забинтовывал простреленную стрелой руку! Сейчас тот лежал неподвижно, а земля под ним была пропитана кровью. Эх, бедолага, всё-таки нашёл здесь свою смерть.
Но предаваться унынию нельзя, человек двадцать половцев пытаются пробиться к нашим монархам, которых защищают с десяток крестоносцев, в числе которых я замечаю своего сюзерена Гильома. Его левая щека окрашена красным, щита нет, и левая же рука висит плетью. Да и Людовику с Конрадом приходится несладко, стоят спина к спине, а против них аж десяток степняков. Ещё бы, сразу два короля — весьма лакомый кусок. Вернее, сразу два. Захвативший монарха получит славу и, вероятно, какой-то материальный гешефт.
Людовику и Конраду тяжело, я вижу, что с правого запястья французского монарха капает кровь, а меч он держит в левой руке. Щит же валяется рядом, поэтому Конрад как-то умудряется своим большим щитом прикрывать и себя, и частично своего французского коллегу.
С другой стороны к ним прорубается Герман Большой. Зять Конрада оправдывает своё прозвище. Чуть ли не каждый его удар — либо труп, либо покойник в ближайшей перспективе, либо калека без одной из четырёх конечностей. Половцы уже не решаются заступать ему дорогу, бросаются с боков или спины, защищаемой двумя оруженосцами маркграфа Баденского. По соседству с ним рубится Генрих Язомирготт, но оба маркграфа ещё далековато от монархов, мы ближе.