Крестоносец. Византия
Шрифт:
— Моя мать была женой французского рыцаря, который поступил в наёмники в Византию и был отправлен в пограничную крепость. Однако по дороге был убит в бою с половцами, а его вдова — моя мать — попала в плен и стала женой половецкого хана Тугоркана. А потом родила меня. И научила меня немного говорить на своём родном языке.
— Любопытная история, — покачал головой король. — Как тебя звать?
— Илга.
— Илга, — задумчиво повторил монарх. — Но почему ты выбрала путь воина? Удел женщин — рожать детей и варить еду своему мужчине.
Хм, что-то как-то вовремя наш Людовик забыл про отряд шевальерез под командованием герцогини Бургундской.
— Все сыновья
— А где он сейчас, твой отец?
— Был с нами, но его ранили, а больше я его не видела.
— Может быть, Господь и сохранит ему жизнь, — сказал Людовик. — А ты, Илга, отныне собственность вот этого рыцаря, который взял тебя в плен, — он указал на Роланда. — Теперь он вправе решать твою судьбу.
Я поглядел на немного растерянное в первый миг, но затем ставшее довольным лицо товарища. Тот поклонился королю и с каким-то скрытым вожделением во взгляде посмотрел на смотрящую себе под ноги пленницу, затем повернул её спиной к себе и стал связывать за спиной девушки руки. Тем временем подъехавшие к нашему королю и кайзеру, рассыпавшимся в благодарностях, князь Владислав, князь Отик, принц Болеслав и Борис Коломанович стали выяснять у августейших особ подробности случившегося, а заодно сами поведали, как сумели так удачно прийти на выручку. Если по-простому, то четыре высочайшие особы вчера неслабо набухались, встали поздно, и на охоту выехали с большим опозданием. Единственным исключением был увязавшийся с нами пан Свиноух. По совету Бориса Коломановича, хорошо знающего эти места, его славянские друзья взяли с собой много воинов в полном вооружении, да и сам он прихватил свою дружину. Проехав по нашим следам, они увидели скакавшего навстречу всадника. Это был сопровождавший армию провансальский трубадур Жоффре Рюдель сеньор де Блай. Он тоже поехал на охоту с королём и кайзером, но мыслями был далёк от неё. Уж больно его задел громкий успех братьев де Аргуэльяс, ещё с Венгрии он пытался придумать, как ему сравняться с «Семью Самоцветами», а ещё лучше превзойти их. Погружённый в эти раздумья, он отстал от охоты и не был замечен половцами, зато сам прекрасно видел нападение из леса. Защищённый только суконным кафтаном, а из оружия имея лишь меч и рогатину, трубадур не стал включать режим «слабоумие и отвага», за что я ему крайне благодарен, и поскакал за подмогой, на наше счастье встретив славянских и венгерских охотников, которых и позвал на помощь. За это трубадур получил от Людовика золотую заколку с королевского плаща, украшенную самоцветами.
Дальше шоу с раздачей ништяков продолжилось. Эрих, Пьер и Ульрих получили… по перстню! Ну и слава Силе, не одним же нам с Роландом их носить! Это у оруженосцев свободных пальцев ещё много. Ребята, кстати, очень загордились первыми «боевыми наградами», да ещё с рук царственных особ, у которых каждый раз взамен подаренных перстней на пальцах вскоре появлялись новые. Хотя, как по мне, практичнее было бы взять землицей.
А вот мы с Роландом удостоились пожалований посерьёзнее. Наш король снял со своей шеи и повесил на мою украшенную драгоценными камнями золотую цепь. Любой «новый русский» девяностых удавился бы от зависти, глядя на такую цепуру! Надеюсь, её надо таскать не постоянно, а только по особым случаям? На Людовике я видел её всего раза три или четыре. Роланду кайзер вручил снятый с себя расшитый золотом пояс, на котором почему-то была не одна пряжка, а аж тридцать три!
Вспомнилась прочитанная книга Гумилёва, где была приведена надпись на могиле какого-то древнего степного
Поинтересовавшись этим вопросом у оказавшегося рядом епископа Оттона, с сожалением рассматривавшего свой боевой посох, довольно сильно порубленный половецкими саблями, я узнал, что не ошибся — пряжки и правда были напоминанием о победах кайзера. Однако! Это похоже на то, как много веков позже монарх снимал с себя орден и награждал отличившегося героя. Когда я сообщил уже надевшему пояс Роланду о том, что узнал (понятно, без упоминаний происходившего в будущем), мой друг просто расцвёл.
Привязав наших мертвецов к лошадям, чтобы в лагере похоронить их по христианскому обычаю, мы двинулись было в обратный путь, как неожиданно впереди послышался треск, сопровождаемый ругательствами на трёх языках и, ломая молодую поросль, на поляну выбрался пан Карел Свиноух из Свиноухова, одной рукой прорубавший заросли мечом, а другой тащивший в поводу свою лошадь. К ней было пристроено что-то, похожее на волокушу из связанных жердей, на которой лежала туша кабана рекордных размеров. Вот это реально вепрь! И как только пан Свиноух с ним справился?!
— Ну и тяжесть! — вложив меч в ножны, произнёс на латыни Карел. — Хорошо, что я вас встретил.
И, удивлённо оглядев нас, перепачканных своей и чужой кровью, поинтересовался:
— А что это у вас тут было?
Первым заржал кайзер, его поддержал король, через пару секунд, невзирая на некий трагизм ситуации, смеялись уже все, включая чешского князя и сюзерена самого Свиноуха. Земан только удивлённо хлопал глазами, пытаясь понять, что происходит.
Наконец, когда все отсмеялись, и оломоуцкий князь представил Карела высокому обществу, Конрад заявил, обращаясь к Людовику:
— Мой дорогой французский брат, надеюсь, вы не будете возражать против объявления королём этой охоты риттера Карла фон Свиноух? Ведь он единственный может похвастать трофеем, достойным охотника.
— Дорогой брат, я полностью согласен, — заулыбался Людовик. — Шевалье де Свиноух безусловно заслужил этот титул!
От других присутствующих возражений не последовало, и Карел был единодушно признан королём охоты. Выглядел он растерянно. С одной стороны, стать королём королевской охоты — большая честь для простого земана из Моравии. А с другой, он начал понимать, что, увлёкшись погоней за кабаном, пропустил самое интересное.
Конечно, ему объяснили, что к чему, и он опечалился, что ему не довелось принять участия в битве.
— Не печальтесь, пан Свиноух, — утешил я его. — Вполне возможно, что сейчас вы находились бы среди них.
Я кивнул на одного из привязанных к лошади мертвецов, и мой собеседник тут же посерьёзнел.
— Мне умирать нельзя, пан де Лонэ, пока пани Свиноухова не родит наследника. А то только три девчонки, куда это годится?
Хм, логично, усмехнулся я про себя.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросил я Роланда по пути в лагерь, кивнув на Илгу.
Та ехала на одной из половецких лошадей, со связанными уже впереди руками, чтобы можно было держаться за луку седла, хотя, подозреваю, она и без седла держалась бы на этом мерине не хуже.
— Пока не знаю, — честно признался Роланд. — В первый момент, когда Его Величество сказал, что она моя, я представил себя с ней в постели. Ведь она моя собственность! А сейчас думаю, она ведь всё же ханская дочь и, если не захочет со мной разделить ложе, получается, я возьму её насильно. А мне этого не хочется.