Крик ангела
Шрифт:
Азирафаэль обернулся. Всевышний хмурилась, но хмурилась тоже вовсе не грозно, а как бы задумчиво.
— Хм… Не знаешь, случайно, что общего может быть у Михаил и Дагон? — спросила Она вдруг. Вздохнула, правильно оценив искреннее недоумение на его лице. Сказала со значением: — Вот и Я не знаю. А вроде бы как бы должна, Я же Всеведущая. Забавно, правда?
Глава 13. Свобода и воля
Крик ангела меняет окружающее пространство. Азирафаэлю не нужно было выходить на улицу, чтобы это чувствовать, и защитная сфера нисколько не мешала: она защищала от тех, кто хотел бы проникнуть в книжный
Азирафаэль аккуратно переливал какао из кастрюльки в большую чашку и улыбался. Он знал, что:
…старый каштан на углу Сохо-сквер, последние пятнадцать лет пребывавший в острой депрессии, а этим летом вознамерившийся окончательно засохнуть и в течение трех месяцев с мрачным удовлетворением наблюдавший за отчаянием садовника, который пытался при помощи хитрых подкормок и прививок выжать из него хотя бы несколько листиков, вдруг неожиданно для самого себя передумал и за одну ночь обзавелся пышной молоденькой кроной (это в конце августа-то! О времена, о нравы!), приведя садовника в состояние, близкое к религиозному экстазу, и заставив навеки уверовать в могущество новейших пестицидов;
…пожилой мужчина, сидящий в кресле у окна на той стороне улицы, поморщился и потер грудь, но сбойнувший было водитель сердечного ритма уже снова работал нормально, словно и не имел никогда заводского дефекта, из-за которого должен был выйти из строя намного раньше положенного;
…лежащая на ковре в ротонде черно-алая роза (опять на ковре! Хотя Азирафаэль собственноручно ее поднимал не далее как сегодня утром и аккуратно пристраивал на лобовое стекло, даже дворником прижал, решив, что с капота роза просто соскользнула), уже начавшая было слегка увядать, снова ожила и расправила бархатные лепестки, словно не замечая презрительного посверкивания старательно игнорирующих ее фар;
…неудачно упавшая с крыши кошка упала удачно, на все четыре лапы, и даже не выронила из пасти пойманную птичку (да, птичку было жалко до слез, но тут ничего не поделаешь и котят, пищащих на чердаке, Азирафаэлю было все-таки жальче);
…заигравшийся на тротуаре малыш отвлекся на кошку и позволил мячу укатиться на мостовую (и лопнуть там под колесом вывернувшего на полной скорости из-за угла внедорожника — и на этот раз лопнул только мяч);
…секретарша, говорящая по телефону: «Да-да, я уже почти в офисе…», вдруг поняла, что говорит в пустоту и абонент вне сети, замедлила шаг и внезапно резко и сильно захотела выпить кофе — еще не зная, что за стойкой в ближайшем кафе ждет ее судьба для долго и счастливо;
…пришедший за объяснениями Гавриил долго стоит перед входом, у рыжей колонны, и в глазах его медленно тают гневные фиолетовые молнии. Так и не решившись постучать, он уходит по улице, ведущей к парку, но на полпути останавливается, достает смартфон и, кликнув единственный вбитый в быстрый набор номер, говорит хмуро и вместе с тем почти просительно: «Надо поговорить… Придешь?»;
…а в задней комнате книжного магазина на превращенном в импровизированное гнездо диване медленно поднимает голову черно-алая змейка, и…
— Ангел?
Какао
— Я здесь, мой дорогой. Все хорошо.
Кроули поворачивает лицо на голос, морщится, пытается сесть, упираясь локтями, снова падает на подушку. Тянется к повязке на глазах. Азирафаэль ловит его руку, успокаивающе стискивает сухие теплые (теплые!) пальцы:
— Ш-ш-ш… Все в порядке.
— Ангел! Что за…
Язык у Кроули еще не до конца восстановился, и потому на самом деле это звучит скорее похоже на: «Аггео, фхо ха…», но Азирафаэль понимает и улыбается, часто моргая (почему-то глаза щиплет, словно от яркого света или дыма), и снова успокаивающе пожимает узкие пальцы.
— Все в порядке, мой дорогой. Все в порядке.
Что не мешает ему, впрочем, продолжить, добавив в голос изрядную дозу чопорности и стараясь не улыбаться:
— Но если ты хочешь, чтобы я тебя понял, тебе придется приложить к этому некоторые усилия.
«А я тебе помогу», — остается невысказанным.
Секунду помедлив, Кроули сплетает свои пальцы с пальцами Азирафаэля. И стискивает их в ответ.
При общей своей стабильности и неизменности Рай никогда не бывал одинаковым. Не то что в течение достаточно продолжительного времени, а вообще никогда. Азирафаэль это помнил, хотя и старался пореже сюда заглядывать. Последние дни не в счет.
Нет, ослепительная белизна, пустота, прозрачные стены и огромные пространства, от которых можно было словить приступ агорафобии, оставались неизменными при любых раскладках, но вот мелочи… Форма одежды. Музыка сфер. Архитектура высоких (неизменно очень высоких!) сводов. Заоконные пейзажи и другие вроде бы малосущественные детали — не зря же считается, что дьявол именно в них. Они все время менялись, вроде бы незаметно и не так чтобы очень помногу, но постоянно. Появлялось что-то новое, исчезало привычное, заменялось другим, делалось привычным, чтобы снова исчезнуть и чем-то смениться.
Вот, например, гироскутеры…
— Я не права, кое-что общее между Михаил и Дагон все-таки есть, — задумчиво сказала Всевышний, провожая взглядом Архистратига, как раз проезжавшую мимо Того Самого Кабинета по каким-то своим архангельским делам, наверняка очень важным и срочным. — И это даже не то, что они обе предпочитают женскую форму человеческих оболочек, хотя и по разным причинам. Если не принимать во внимание окраску и форму крыльев (которые, как ты, надеюсь, уже понял, есть не более чем условность), то у них равные статусы: они обе стоят по правую руку своих главнокомандующих. Они обе, по сути, главы силовых ведомств. Но разве этого достаточно для возникновения чего-то большего, чем чисто профессиональный интерес?
Азирафаэль не ответил, тоже провожая взглядом Главу Воинства Ангелов и Архангелов. Выглядела та, как всегда, подтянуто, деловито и невозмутимо, истинный образец для подчиненных. В сторону Азирафаэля и Всевышнего даже не покосилась, но Азирафаэль этого и не ждал: он уже давно понял, что стены Того Самого Кабинета имеют одностороннюю прозрачность. И вполне может быть, что с той стороны они вовсе не выглядят стенами Того Самого Кабинета. Рай постоянно меняется, оставаясь неизменным, и в этом его суть.