Крик ночной птицы
Шрифт:
Поднялась суета, впрочем, довольно организованная. Кто-то написал объяснение сам, у кого-то их отобрал Минин. Жижков еще раз погрозил кулаком в сторону «Джилли», клятвенно пообещал разобраться и, не прощаясь, пошел прочь; Минин поспешил за ним, и вскоре оба оказались на парковой аллейке, ведущей к полиции.
– Видишь, – шагая по выложенной камнями дорожке, наставлял участкового Жижков. – Ты и объяснения отобрал, и на место вышел, и в конфликт ни с кем не вступил. Сейчас черканешь рапорт, что такого-то в квартире
– Надо было хотя бы подождать его, предупреждение сделать…
– Да на черта тебе это? Видел, какая толпа? Они бы, если поняли, что мы из полиции, с живых бы не слезли. А клиент борзый, с ним если говорить, то с глазу на глаз.
– Но они опять пожалуются!
– И пусть жалуются. Может, к тому времени он от них устанет да прекратит хулиганить. И шлюшных баб водить. Может, тебя на другой участок переведут. Главное, на сегодня отработали.
Минин чувствовал себя Иудой от полиции. К нему обратились за помощью, а он всех надул и сбежал. Но Жижкова это совершенно не беспокоило, он перевел разговор на тему своей невыплаченной ипотеки, и потихоньку участковый переключился с тяготящих его мыслей.
Начало июля незаметно сменилось сентябрем, менялись и лица граждан, обращавшихся за помощью в РОВД, но события иногда повторялись, как и участвующие в них сотрудники. Как, например, Краев, который зашел в дежурку по своим делам, а получил приглашение на выезд в составе оперативной группы на знакомую улицу.
– Какой-какой адрес?
– Да куча заявлений оттуда была, устали объяснять, что это не к полиции. Там бабка квартиру захламила.
– Точно! – вспомнил Краев. – Я еще ездил туда с малахольным нашим, участковым-новичком. И что сейчас?
– Вроде как не выходит уже больше двух недель, и воняет еще сильнее.
– Да ну на хер. Это ж туда лезть и среди мусора ее искать. Пусть уже догнивает до конца, потом все вместе экскаватором выгребут.
Миронько укоризненно посмотрел на оперативника.
– Ну ты это… Человек, может, умер.
– Да ты не видел эту квартиру. Помереть – то лучший выход.
…В знакомом дворе Краев встретился с Мининым, который прибежал с другого происшествия – разбитых цветочных колпаков в палисаднике. Он кивком приветствовал участкового.
– А я еще раз сюда приезжал, – сказал Минин. – Где-то с месяц назад. Она мне дверь открыла, обещала убраться.
– Убралась, – пожал плечами Краев. – Надеюсь, там изнутри дверь закрыта.
От Следственного комитета дежурил самый старший из сотрудников Виктор Мокин; он откровенно не любил выезжать на подобные происшествия, поскольку давно уже занимался преступлениями экономической направленности и копание в грязи осталось в далекой следственной молодости. Сейчас он стоял неподалеку
– Слушай, – обратился он к Краеву, – ну смерть естественная, мне тут делать нечего.
– Мы еще дверь не вскрыли.
Краев изначально недолюбливал всех следователей комитета, а Мокина в особенности.
– Ну вскроем, и что поменяется?
– А вдруг она там с топором в башке лежит?
Мокин поморщился:
– Кому она нужна?
– Черным риелторам! – влез Минин, вспомнивший рассказ Голикова о схожем происшествии. – Убили, чтобы квартиру отжать!
На участкового с изумлением посмотрели и следователь, и оперативник. Если Краев и говорил о топоре в голове, то только чтобы позлить комитетского и не дать ему уехать раньше времени, спихнув весь материал на участкового как «скоропостижку». Неожиданная, да еще и искренняя поддержка его версии, влекущая за собой потенциальный геморрой с раскрытием преступления, ему была совершенно не нужна.
– Какие риелторы? Ты газет начитался?
– А что! – продолжал Минин. – Было уже такое! Убили бабку, а квартира потом государству перешла! Она тут так всем надоела, что все возможно! Она и мне жаловалась в прошлый раз, что ее затравили.
Мокин посмотрел на участкового с ужасом.
– Ты рапорт писал об этом?
– Нет, была устная беседа. Для профилактики.
– Вот и забудь тогда. Если только у нее реально топор из башки не торчит. Если торчит, пойдешь свидетелем.
– Или подозреваемым, – буркнул Краев. – Идем, вон слесаря притащили.
Бодренький пожилой слесарь предупредил, что вскроет дверь, но на месте не останется и объяснения давать не будет: много вызовов, так что никаких показаний и повесток. «Условия он ставит», – возмутился было Мокин, но оперативник попридержал его: пусть вскрывает да едет, другой пользы от него все равно не будет. Дверь была вскрыта на раз-два. Запах стал невыносимым.
– Слушай, – отходя на два шага назад, сказал следователь. – Мы тут трупным ядом траванемся. Оставь дверь, пусть проветрится хоть немного.
– Да она не проветрится, там окна закрыты.
– Твою же мать, ну выбей окно! Ай, – махнул рукой Мокин и вышел на улицу. Минин заглянул внутрь квартиры: тяжелый запах гниения вперемешку с ароматами мусора, дышать было абсолютно нечем. Бабки он не увидел.
– Что там? – спросил из-за спины Краев. – Есть труп?
– Не вижу. Сейчас, попробую в спальню пройти. – Минин закашлялся.
– Ты воздух не вдыхай! Да и выйди вообще, сейчас санэпид подъедет, в масках зайдут, посмотрят!
Минин покачал головой, хотел ответить, что нужно найти покойную, но закашлялся еще сильнее. В ту же секунду кто-то схватил его за плечи и потащил назад, поставил у стенки в подъезде; здесь воздух был более живительный.
Конец ознакомительного фрагмента.