Крик ночной птицы
Шрифт:
– А после чего она возникает?!
– Надя тебя зовут, да? – спросил Горин. – Надя, иди и напиши на них характеристики, пожалуйста… Ты чего на нее взъелся? – спросил он напарника, когда девушка вышла. – Видишь же, что только начала работать.
– И что? Я когда только начинал работать, на меня все хвосты свесили и никто не смотрел, что новенький. А этим: вонь в квартире – съезди и помоги, три отморозка человека убили – а ПДН ни сном ни духом, не удивлюсь, если за нее сейчас придется характеристики писать! Полный дурдом.
– Ты знаешь, кстати, что Маркову
– В смысле? – изумился Краев. – Он же в горло Белякову нож всунул.
– Ну, ему всего четырнадцать, мать болеет, без него не сможет, и он ревет все время. Боятся, что в тюрьме он руки на себя наложит.
– Туда ему и дорога.
– Ну ответственность-то никто не хочет брать. Да ему бежать некуда, – махнул рукой Горин. – Малолетка, ни денег, ни родственников.
– Да на хер ему родственники? Побежит куда и утопится. А нам потом ищи.
– Это само собой.
После того как Надя Мохова отдала характеристики, она снова поехала в составе комиссии в рейд; она не обижалась на коллег, точнее, проглотила обиду и старалась сосредоточиться на поднадзорных. Очередная квартира: в маленькой комнате душно, пахнет несвежим бельем, прелостью, лекарствами; воздух как будто сгустился возле стоящей в углу кровати. Окна закрыты, возможные щели прижаты плотными шторами.
– Проходите, проходите…
Маленькая суетливая женщина провела комиссию в комнату, пригласила присесть на диванчик, спохватилась:
– Да вы все не поместитесь… Борька, дай стул! Борька!
– На. – В проеме двери показался сутулый парень, с большим носом, запущенной кожей на лице. Он шваркнул стулом об паркет.
– Здравствуй, Боря, – сказала Кийко, которая снова была в составе выездной комиссии. – Как дела?
Парень посмотрел на нее с презрением и промолчал.
– У нас уже лучше, – заторопилась мать, – школу пропускать перестал, оценки подтянул… правда, Борь? – Тот дернул плечом. – Курит вот только, ну сейчас все курят…
– Ты перестал по притонам ходить?
– Он перестал, перестал! Ох, – от кровати, из-под одеял, послышалось ворчание, потом тихий, мяукающий плач, – я сейчас, сейчас…
Женщина просеменила к кровати, откинула одеяла, плач стал немного громче. Борис смотрел себе под ноги, губы его кривились.
– Борис, почему ты не ходишь на занятия с психологом?
Снова подергивание плечом без ответа.
– Если ты пропустишь еще одно занятие, я буду ходатайствовать о принудительном посещении. Со всеми последствиями.
Сотрудница лукавила: никто не мог без официального изъятия ребенка из семьи заставить его делать что-либо принудительно; но Таржины об этом не знали, поэтому мать поспешно сказала:
– Он больше не пропустит. Вы уж не судите строго. Он вот, за сестрой помогает ухаживать, может, и пропустил чего.
Сестра Бориса, одиннадцатилетняя Виталина, родилась с гидроцефалией и букетом сопутствующих диагнозов. Последние шесть лет она только лежала на кровати, еще могла самостоятельно глотать, но уже не могла сидеть или поворачиваться.
– Вот столько времени требует, – продолжала мать, поворачивая Виталину, чтобы проверить, сухая ли она. – А у меня еще бабулька… мама моя… в станице живет, тоже съезди, а за пенсией… а в магазин… Бориска помогает, вот, сам справляется… я пеленку поменяю сейчас, вы подождите…
Комнату наполнил запах нечистот; женщины стали поспешно собираться.
– Я предупредила, – еще раз повторила сотрудница администрации на выходе. – На особом контроле. На следующей неделе заеду еще раз.
– Заезжайте.
На улице представители комиссии задышали во все легкие, словно прогоняя из себя страшный запах убогости и болезни, пропитавший квартиру. Надя Мохова все еще вспоминала глаза девочки-инвалида.
– Обратите внимание на этого парня, – сказала Кийко. – Пристальное.
Мохова кивнула. Она уже не знала, как пристальнее относиться к своим поднадзорным – разве что в тюрьму их всех посадить, чтобы были под контролем. За последнее время она осунулась, похудела: сильно уставала на работе, да еще и пережитый стресс после выговора по делу о трех малолетних убийцах давал о себе знать – она стала тяжелее засыпать. Все хором говорили не принимать работу так близко к сердцу, но Наде становилось только хуже.
– Сегодня Борисовский районный суд вынес решение о заключении под стражу одного из обвиняемых по уголовному делу об убийстве таксиста; второго обвиняемого выпустили из зала суда под домашний арест. Третий фигурант уголовного дела объявлен в розыск. Напоминаю…
«Как – выпустили?»
Лана думала совсем недолго. Ей было очень страшно, но еще сильнее была ненависть. К убийцам и к тем, кто выпустил их на свободу, и к тем, кто писал такие законы.
В гараже мужа были пластиковые канистры с бензином. Ей было тяжело нести Милану, но она не хотела отпускать от себя тельце дочери. Милана улыбалась, что-то щебетала, хватаясь за волосы и за щеки мамы. Лане было плохо от того, что она собиралась сделать, но для себя она не видела другого выхода. Через полчаса они уже стояли возле ворот РОВД.
– Я хочу сделать заявление! – крикнула Лана. Естественно, никакой реакции. – Я хочу сделать заявление! – Она увидела двух выходящих из здания людей в форме. – Эй! Смотрите сюда! Смотрите сюда!
Головы повернулись. Лана поставила ребенка рядом с собой:
– Тихо, и не шевелись! – Руки словно сами откручивали пробку, сами поднимали канистру с воняющей жидкостью; она ливанула раз, другой, потом, пробормотав: «Прости», плеснула бензином на испуганно таращащую глаза Милану. – Это бензин! – закричала женщина. – Я подожгу себя и ребенка, если вы не выполните мои условия!