Крик совы перед концом сезона
Шрифт:
– Фу! Сова, падла, – сказал, успокаиваясь, Валерка. – Напугала. А вы чё, уснули?
– Нет, стерегли тебя, – насмешливо ответил Савельев.
– Сова? Опять сова?
Павел Слепцов с тревогой быстро поднялся на ноги. Учитель снизу, с соломенного логова, увидел, как на фоне провала в крыше, обозначенного мерцающими звёздами, появилась голова товарища, закрыла большую часть их, образовав чёрный круг, обрамлённый сверкающими блёстками. «Чёрная дыра», – подумал Волков с каким-то суеверным страхом.
– Ну, и што сова? – потянулся в темноте на соломе Савельев. –
– Ты с этим не шути, – недовольно проговорил Валерка. Похоже, ему не понравился намёк на сон. – Зимой она наделала делов. Ни с того, ни с сего заорала в лесу. Зимой! – ты понял? Когда все молчат.
Он включил фонарик, чтобы осветить часы.
– О-о! Пора собираться. По темноте надо залезть в шалаши.
Оказалось, идти придётся на два тока. Один – поблизости, другой – километра за полтора от него.
– Первым прилетает токовик. Старый тетерев. Его стрелять нельзя. Развалится весь ток.
– Знаем, знаем, – сказал Савельев.
– Ну, глядите.
В лунной ночи довольно быстро дошли до первого шалаша. Здесь, как заранее было условлено, остались Волков и журналист. Чтобы не застыть на холодной сырой земле, оба прихватили из сарая по охапке соломы. Постелили на ветки, а сверху Савельев положил непромокаемый плащ. Легли рядом, рассчитывая потом распределить зоны выстрела.
– Курить охота, – прошептал Виктор.
– Нельзя, ты што!
– Да эт я так, – тихо засмеялся Савельев. Умолк. Потом шёпотом спросил:
– А чёй-т они из-за совы расстроились?
– Пашка боится. Говорит: беду принесёт. Стой! Помолчи.
Едва они затихли, как издалека донеслось негромкое бормотанье. Волков подтолкнул напарника: слышишь?
Луна начинала бледнеть, но светила всё ещё ясно. Сквозь ветки шалаша Владимир оглядел территорию, где предстояла битва за любовь. Это был пологий косогор, понижающийся, видимо, к сухому болоту: деревья в той стороне стояли редкие – больше торчало кустарника. А слева и справа к поляне-косогору приближался лес. Оттуда, с левой стороны, снова послышалось бормотанье.
«Начинается!» – с волнением подумал учитель. И только он это мысленно определил, как от тёмного леса к середине косогора с шумным хлопаньем крыльев подлетела большая птица. Едва опустившись, тетерев сразу забормотал. Потом пробежал несколько шагов, огляделся и завёл вторую часть своей песни.
Если первая напоминала грубое воркованье голубя и передать её буквами было нельзя, то вторая представляла из себя весьма различимые слоги, которые Волков не раз воспроизводил, рассказывая знакомым об этой волнующей охоте. «Чуфф-фы-ы», – выводил крупный старый косач, вызывая на поляну тетёрок, а заодно оповещая других крылатых мужиков о своём появлении на току.
И сигнал был принят. С разных сторон захлопали крылья. Один за другим на косогор-поляну устремились сначала матёрые тетерева, затем – молодые сменщики ветеранов любви. В рассветной ясности уже можно было различить некоторые детали их нарядов. Главный цвет в одежде – чёрный. Но он имел оттенки. На голове и шее –
Увидев главного токовика, навстречу ему бросился такой же крупный тетерев. Те, что прилетели следом, тоже разбились на пары. Опустив крылья и распушив веером поднятые кверху хвосты, дуэлянты бросались друг на друга, подскакивали вверх, сшибались, затем расходились, вытягивали шеи параллельно земле, громко «чуфыкали» и снова неслись навстречу один другому.
Захваченные этой картиной охотники сначала даже забыли о ружьях. Опомнились, взглядами показали друг другу, кто какую птицу берёт, и синхронно выстрелили. Стая с шумом поднялась в разные стороны. На земле остались лежать три тетерева – у кого-то из двоих выстрел оказался наиболее удачным.
Солнце ещё не взошло. Тетерева могли вернуться на ток. Поэтому напарники решили не выходить из шалаша.
Однако через некоторое время полыхнули выстрелы в той стороне, куда ушли Валерка со Слепцовым. А спустя минут сорок показались они сами.
– Всё. Охоте конец, – с неудовольствием сказал Савельев и полез из шалаша. Подобрав добычу, компаньоны закурили. Край неба за высохшим болотом и редколесьем тронула алость. Словно там пролили сильно разбавленный вишнёвый сок, и он стал растекаться не сверху вниз, как по законам земного тяготения, а, наоборот, снизу вверх. Теплый дым от сигарет в безветренном холодном воздухе поднимался вяло и неуверенно маленькими облачками.
– Сколько я таких зорь встретил, а двух одинаковых не видел, – задумчиво проговорил Савельев.
– И что удивительно, – согласился учитель, – в одном и том же разные люди видят каждый своё. Вот она – человеческая неповторимость.
Подошли Валерка со Слепцовым. Тоже с добычей. Пока возвращались в деревню, Валерка раза два с восхищением вспоминал, как стрелял Павел.
– Влёт, ты представляешь? – оборачивался он к Волкову. – Из шалаша! Там развернуться негде, а он – влёт. Сквозь ветки. Нет, я б так не смог. Видать, тоже с тобой был в диверсантах?
– Хватит тебе, – сказал, наконец, Слепцов.
А учитель почему-то вспомнил зимний день, готового к прыжку кабана и опустившего ружьё экономиста.
В деревне они оказались первыми. Часа через полтора приехала команда Адольфа. «Тетеревятники» до этого времени только выпили из термоса чаю и теперь, голодные, подгоняли остальных.
В избе как-то незаметно появилась тихая, немолодая женщина с печальным лицом. Робко поздоровалась, стала накрывать на стол. Волков ещё вчера обратил внимание на порядок и прибранность в доме. С Валеркиным братом это не вязалось. Лохматый, давно не стриженный, с щетиной на узком длинном лице, которое перерезал большой рот, он, как уловил учитель из слов Валерки, вроде бы жил один. А тут, оказывается, была хозяйка. Учитель хотел пригласить её за стол, но решил, что пока не надо лезть со своим уставом в чужой монастырь.