Криминальная история христианства. Том 2

Дешнер Карлхайнц

О «папской политике» пока не может быть и речи. В IV в. епископу Рима подчинялась даже не вся Италия. По всей видимости, он руководил всего лишь так называемыми субурбикарными ²⁵ церквами на Юге и в Центре полуострова (граница проходила по линии от залива у города Специя до устья реки По). «Кроме того, нигде не обнаруживается каких-либо зафиксированных полномочий римского епископа» (Халлер/ Haller). Конечно, его кресло было самым уважаемым на Западе. Однако сам он находился под юрисдикцией vicarius urbis. И когда обратились с петицией о выведении римского епископа из-под юрисдикции римского префекта (в то время, как правило, язычника), пытаясь обеспечить ему вожделенную подсудность только перед императором, император Грациан отклонил ее, не утруждая себя предъявлением аргументов. Тогда, в качестве альтернативы суду императора, было предложено подчинить римлянина (духовной) юрисдикции собора. На одном из папских синодов впервые в церковной истории прозвучало ничем не подтвержденное - об этом упоминается и у Амвросия - утверждение, будто бы император Валентиниан I распорядился, чтобы священники были подсудны только священникам. Ведь о том, что «восседающий на папском кресле не подсуден никому», как учили позднее, в то время никому не было известно*⁸.

Иннокентий I -

«Вершина пастырского служения» или сплошная ложь?

Папы, следующие за Дамасом и Сирицием (384-399 гг.), который ни в чем не задавал тона, никогда не играл ведущей роли и всецело находился в тени своего личного друга Амвросия, преумножили главенство Рима, его исключительное положение как «apostolica sedes», как «cathedra Petri», короче, развили мысль о римской церкви как главе единой Церкви. При этом они прибегали к помощи Библии, точнее, к тому, что их в ней устраивало, равно как и к помощи римского права.

И, не в последнюю очередь, к помощи богослужебного жаргона.

Особенно Сириций (который ввел термин «наследник» Петра - основание любой будущей папской идеологии - убеждающий, в бесспорной юридической взаимосвязи его и его коллег с апостолом) старался подогнать свои декреты под стиль и терминологию императорских указов. До него это практиковалось только синодами. Сириций выдавал свои законодательные декреталии за «издавна известную практику церковного права и поставил их на одну ступень с соборными канонами» (Войтович/ Wojtowytsch). Но как бы охотно ни играл «наследник» Петра роль верховного пастыря, как бы ни подчеркивал свое ведущее положение и правовое первенство в церкви в целом (уже в первой своей декреталии, сразу после своего посвящения в сан он пишет испанскому епископу Гимерию из Тарроко: «Мы решаем, чем всем церквам надлежит отныне руководствоваться, а от чего - отказаться…»), действительность была весьма далека от теории. «Наследник» (haeres) Петра, преемники Петра, назначение именно папы на пост наследника Петра - все это не более чем конструкция, не имевшая и не имеющая доказательств своей правомочности, а следовательно, и законной силы⁴⁹.

Иннокентий I (401 или 402-417 гг.), о котором говорилось, что у него, больше, чем у любого из его предшественников, прав называться «первым папой», целеустремленно развивал папские притязания на первенство и идею об исключительном положении римской церкви. Он задал тон на целое тысячелетие, и его воздействие сказывалось вплоть до XII в. Многое способствовало этому: конкурент из Милана, могущественный Амвросий, умер; императорская резиденция переместилась из Милана в Равенну. Сама же Западная Римская империя находилась на пороге гибели. Но важнее всего были его личные качества. Ведь он считал себя «главой и вершиной епископата». Вопреки решениям Карфагенского и Милевского синодов 416 г., он выступил с утверждением (которое осмеливался высказывать не всегда и не всем церквам), что синоды без санкции «апостольского престола» не вправе принимать окончательных решений «по делам даже отдаленнейших местностей». Этот законник хладнокровно выдает новое право за старое, новые обычаи за исконные и священные, пусть в прошлом не было тому ни примеров, ни оснований. Это был хитрый расчет, так как: «Лишь выдавая за давно существующее то, что в действительности представляло собой дерзкое новшество, он мог надеяться успешно противостоять критике современников» (Галлер/ Haller). Он действовал с небывалой самоуверенностью, правда, приноравливаясь к местным условиям: в Испании несколько смелее, чем в Галлии, где у Рима еще совсем недавно были трудности. Он добивался права на высший контроль над синодами и провозглашал «апостольский трон» высшей апелляционной инстанцией, которой должны быть представлены на рассмотрение все важные дела (causae maiores) - термин, который мог трактоваться им по собственному усмотрению. «Надгробная надпись особенно превозносит среди его добродетелей - кротость и скромность» (Грене/ Grone).⁵⁰

Первым из пап Иннокентий I постоянно и систематически пользуется «юридическим представлением о папе, как о наследнике Петра» (Ульман/ Ullmann). Он считал, что Петр и его ученики стали основателями всех церквей Запада, для чего нет ни малейших оснований. «Совершенно очевидно», - смело констатирует он в послании Децентию из Губбио, - «что по всей Италии, Галлии, Испании. Африке, Сицилии и на всех расположенных между ними островах нет иных церквей, кроме тех, которые воздвиг досточтимый апостол Петр и поставленные им епископы. Поищите в преданиях - там нет упоминаний о каком-то другом апостоле, учившем когда-либо в этих местах. А поскольку нет иных - письменных или устных - свидетельств, то всем следует придерживаться того, что свято хранимо римской Церковью, от которой, без сомнения, все ведут свое начало». Из этого папа Иннокентий делает захватывающий дух вывод: поскольку нигде не написано иного, значит, все было плодом миссионерства Петра и его учеников и, следовательно, должно находиться в подчинении римского епископа. Ирония Галлера/ Haller понятна, с большей дерзостью к argumentum е silentio - доказательству «по умолчанию» источников - пожалуй, не прибегали для подтверждения исторической истины, как бы это ни было заманчиво. А Эрих Каспар/ Erich Caspar подчеркивает, что учитель церкви Августин, на фоне которого «личность Иннокентия I исчезающе мала, был сторонником прямо противоположной версии». Ведь даже католические историки папства Зеппельт/ Seppelt и Швайгер/ Schwaiger пишут - и с точки зрения папства это является чудовищно тяжким, к тому же влекущим тяжкие последствия утверждением (или попросту ложью) - что слова папы «противоречат историческим фактам, но в них отражены идеи, которые все больше овладевали Римом». Которым, да будет нам позволено дополнить, папство обязано своим существованием! Между тем Иннокентий выводит из своих смелых допущений единственно правомочную норму: особые права (читай: привилегии) апостольского трона («referre ad sedem apostolicam») и римских обычаев (consu-etudo Romana) на почитание. Одно лишь заключение римско го епископа придает окончательную силу решению по любому важному делу (causae maiores). Так называемый трон Петра становится «fons» и «caput»* - «все реки берут начало на апостольском троне-первоисточнике и в своей чистоте изливаются на все области земли (totius mundi regiones)». Папа хладнокровно лжет, будто referre ad sedem apostolicam является старой традицией!⁵¹

Возможно, ложь и обман были у папы Иннокентия в крови. Весьма вероятно, что он был сыном своего предшественника Анастасия I, который, в свою очередь, также был отпрыском священника.

Кстати, в Риме на протяжение

всего первого тысячелетия папами зачастую становились сыновья священников. Среди прочих: Бонифаций I, Феликс III (предположительно прадед папы Григория I «Великого»), Агапет I, сын епископа Теодор I, сын епископа Адриан II (его дочь и бывшую жену Стефанию убил сын многодетного епископа Арсения). Марин I ²⁶ тоже был сыном священника, как и Бонифаций VI (который, будучи пресвитером, вел столь скандальную жизнь, что папа Иоанн VIII был вынужден временно отстранить его от должности. Он правил всего две недели и был, по всей видимости, отравлен). Папа св. Сильверий (сосланный своим преемником Вигилием на один из Понцианских островов, где он и умер) был даже сыном папы Гормизды. Иоанн XI (который приказал бросить в темницу и убить собственную мать и единоутробного брата ²⁷), согласно хро нисту Флодоарду Реймскому, «никогда не применял насилия… и занимался только божескими делами». Католики Зеппельт/ Seppelt и Швайгер/ Schwaiger не подвергают сомнению «активность и энергию его понтификата». Папа Иоанн XI был сыном папы Сергия III (убийцы двух своих предшественников, который - не умолчим и о «добром деянии»)?) - отстроил заново разрушенную землетрясением Латеранскую базилику). И то сказать, Дамас призывал клир «плодить детей для Господа»!⁵⁵

Может быть, мне стоит поведать о литургических предписаниях Иннокентия? Что в ходе святой мессы поцелуй священника, как символ божественной любви, должен даваться только после причащения? Что имена жертвующих прихожан надлежит оглашать только после соответствующей молитвы священника над приношениями? Что в субботу следует поститься в знак печали по Спасителю, покоящемуся в могиле? (Ср. кн. 1, стр. 10.) Историк папства Грене/ Grone ровно половину главы, посвященной Иннокентию, заполняет подобным бредом, разумеется, к вящей пользе читателя, который таким образом знакомится «со святым Иннокентием, искушенным в церковных обычаях и законах и проникнутым апостольским духом папой»⁵³.

Как бы то ни было, он знал свое дело. Он умел подчеркивать римское превосходство, строить из себя начальника, единоначальника, он умел подать себя неприступным, но готовым к решительным действиям господином, который не спускает глаз со своих собратьев, но не забывает и о мудрости дипломата - в отличие от своих преемников. Тон его щедро пересыпанных библейскими цитатами посланий скорее убийственно вежливый, нередко ироничный и ласково усмиряющий, нежели угрожающий. Этот тон оказал воздействие на формирование стиля духовных эпистол. «Мы верим, что тебе и так это известно», - пишет он. Или. «Кто же не знает?» Или: «Кто же еще не понял?» «Miramur»' - было его излюбленным оборотом, едва ли не стереотипной формулой для выражения порицания. «Мы удивлены, что умный человек просит нашего совета в подобных делах, которые ясны и общеизвестны». «Мы долго удивлялись, читая твое письмо». «Мы удивлены, что епископы не обратили внимания на это, так что впору подумать, что они пошли на это сознательно или не подозревая о том, что это противозаконно». Хорош комментарий Каспара/ Caspar: «В таком - то вкрадчивом, то резком - тоне, предпочитают работать истинные виртуозы власти, избегая громоподобных, угрожающих речей. Так им удается достичь того, что адресат испуганно вздрагивает, в то время как грубые средства парализуют его либо побуждают к сопротивлению. Можно представить, как субурбикарный епископат дрожал перед этим духовным повелителем»⁵⁴.

В то же время Иннокентий был исключительно гибок.

С епископами отдаленной Галлии он вел себя куда сдержаннее, а на Востоке даже этому тертому калачу вообще ничего не светило. Как бы ни хотелось ему контролировать именно константинопольскую церковь. Пусть он и был, по всей видимости, первым из пап, кто мог позволить себе иметь в тамошней резиденции собственного поверенного в делах - апокрисиария (apokriciar), как именовался тогда постоянный папский представитель при императорском дворе в Константинополе. Это была главная дипломатическая должность Рима. При Иннокентии ее, как представляется, занимал Бонифаций, позднее ставший папой. Иннокентий стал основателем папского викариата в Фессалониках, правда, по еле того, как Дамас - если допустить, что его послания подлинны - уже навел туда мосты, претендуя, в противовес Константинополю, но в полном согласии с властями Западной Римской империи, на церковное руководство Восточной Иллирией (Illyricum orientale). Он поручил в 412 г. епископу Руфу править «вместо нас» (nostra vice) всеми церковными ²⁸ приходами иллирийской префектуры, церквами в Ахайе, Фессалии, Epirus vetus и Epirus nova ²⁸, на Крите, в Dacia mediterranea и Dacia ripensis ^{29 30}, Мезии, Дардании и Превалитании. Он великодушно расширил права митрополита, а именно: «выносить решения по всем делам, рассматриваемым в вышеперечисленных областях». Но когда Иннокентий и император Гонорий в ходе дела Иоанна Златоуста направили в Константинополь свою делегацию, с нею обошлись оскорбительно: император не принял посланников и с позором отослал их восвояси. Патриархам Востока и в голову не приходило подчиняться «архиепископу» Рима, как на соборе в Халкидоне именовали даже Льва I. А константинопольский император и подавно не уступил бы какому-то римскому епископу своего права на принятие окончательных решений. Согласно имперскому праву, Иллирия как церковно, так и политически подчинялась Константинополю Поэтому христианские императоры и христианские епископы еще долгое время продолжают спорить вокруг этого яблока раздора между Римой и Византией. Это было поводом для все новых конфликтов по поводу принадлежности и неукротимых властных амбиций⁵⁵.

Евлалий против Бонифация, «Апостолитического главы»

Длившаяся много месяцев борьба за римский престол началась после смерти папы Зосимы (417-418 гг.), который впервые распространил на епископов Рима завет, данный Иисусом Петру - связывать и разрешать - а следовательно, равные с ним полномочия и право на почитание: ошеломляющая логика. Зосима утверждал, что его собственный авторитет столь велик, что никому не дано подвергать сомнению его утверждение («ut nullus de nostra possit retractare sententia»), А завершает он этот бесстыдный пассаж еще большей наглостью: якобы «отцы» признали его авторитет равным апостольскому! Несмотря на краткость своего понтификата, он еще больше укрепил вожделенный auctoritas se-dis apostohcae*, но одновременно спровоцировал и усиление сопротивления этому, прежде всего со стороны африканской церкви⁵⁶.