Криницы
Шрифт:
— Я б таких выгоняла из школы, — бросила Майя Любомировна.
— За что? — удивленно, даже с возмущением спросила Ольга Калиновна. — Ваня — хороший ученик. Поэт. Стихи пишет… Непоседа. Ну и что ж? Мы сами были такими… И сразу кричать — хулиганишь. Нельзя так!
— Детей надо любить, — серьёзно сказала Марина Остаповна.
Ковальчук многозначительно хихикнула, и Лемяшевич удивился, увидев, как Марина Остаповна, эта женщина, которую, казалось, никогда и ничем смутить нельзя, вдруг вся вспыхнула,
В этот момент за дверями снова послышался тонкий, язвительный голос Орешкина:
— Иди, иди, голубок! Герой! Рыцарь без страха и упрека! Там ты был смелее! А?
Дверь отворилась, и через порог нерешительно и тяжело перешагнул Алёша Костянок, бледный, с дрожащим подбородком. Он взглянул на директора и потупился.
Лемяшевич почувствовал, что сам краснеет. Настороженно поднялся Бушила, повернулся к двери Данила Платонович.
— Пожалуйста, полюбуйтесь на этого героя, учинившего в классе Мамаево побоище! А? Как вам нравится? — торжествующе и злорадно говорил Орешкин. — Застегни ворот.
Алёша стал застегивать воротник помятой рубашки и никак не мог найти пуговицу: пальцы у него дрожали.
Лемяшевич заметил, как неловко почувствовали себя все преподаватели, как они отводят глаза, точно им всем стыдно.
— Алёша? — коротко спросил Данила Платонович. Алёша поднял голову, дернулся к нему.
— Данила Платонович! Хлопцы хотели меня качать… И всё.
Он сказал это «и всё» с такой искренностью, что всем сразу стало легче. Данила Платонович подошел, ласково взял юношу за плечи, повернул к двери.
— Иди на урок, Алёша.
А сам, сердито засопев, начал перекладывать на столе тетрадки, как бы разыскивая что-то очень важное и срочно ему необходимое. Адам Бушила, сжав кулаки, угрожающе шагнул к Орешкину.
— Ты — педагог!.. Надо знать меру!
— Какую меру? По-вашему, пускай на головах ходят? Пускай ломают, бьют? Так-то мы укрепляем дисциплину! А? Вы сами её нарушаете! Вы заступаетесь за свояка! Товарищ директор! Я прошу меня поддержать… Это старая история!
— Спокойно, товарищи.
Лемяшевич, так же как и Бушила, был возмущен бестактным поступком завуча, но выказать своё возмущение не мог. Что надо сделать, сказать, чтоб правильно разрешить вопрос, как подобает директору?
Данила Платонович повернулся к Орешкину, внимательно разглядывая его, тихо просил:
— Зачем вы испортили нам настроение?
— Я? — смешался завуч. — Кому? Почему я?
— Мне… Всем нам… Костянку… Классу… В такой день! Алёша — не ребенок. Алёша — взрослый человек… Поймите это!
— Взрослых тоже приучают к дисциплине, — дерзко и самоуверенно ответил Орешкин.
Данила Платонович вздохнул и отвернулся. Бушила демонстративно вышел, хлопнув дверью.
Пора было давать звонок,
В десятом классе шумели и баловались так же, как в пятом. В первый день занятий десятиклассники чувствовали себя такими же детьми, как и все остальные. Никто ничем не был озабочен в это утро: ни плохой отметкой, ни нерешенной задачей или невыполненным упражнением.
Володя Полоз, сын колхозного бухгалтера, взобрался на стул и старался перекричать всех:
— Хлопцы, сенсация! Павлик написал стихи! Пусть прочитает!
— Свои прочти!
— О! Я от этой болезни уже вылечился.
— Володя у шептухи Гарпины лечился. Она его заговаривала.
— Не болтай и не остри! Павлик, прочитай стихи «Первое сентября».
— Пошел к черту, болтун!
В класс вошла Рая. Зашумели девушки. — Девочки! Райка в Москву ездила!
— За песнями? — насмешливо крикнул кто-то из парней.
— Еще б ей не ездить! У нее тысячи на книжке!
И хотя в этом девичьем голосе не было зависти или недоброжелательства, Рая поспешила скорее сесть за парту, затеряться среди одноклассниц.
Один только человек занимался серьёзным делом—Левон Телуша, самый взрослый на вид, рыжеватый парень, круглый отличник, верный кандидат на золотую медаль. Он сидел на задней парте и читал свежий номер «Огонька». Однако когда в класс вошел Алёша Костянок и, встреченный шумом, несколько растерянно остановился у двери, Левон первый предложил:
— Хлопцы! Качнем Алешу! Он у нас герой!
Мужская половина класса вскочила, как по команде, кинулась к Алёше, и первым из них — Володя; девочки шарахались в стороны, к стенкам, очищая дорогу. Алёшу силком вытащили на середину класса и подкинули так, что он даже головой о потолок стукнулся. Он стал довольно энергично отбиваться, но ребята не выпускали его из рук и все подбрасывали, — молодежь не знает меры. И вдруг кто-то крикнул:
— Орешка!
Все мгновенно разбежались, а Алёша остался один посреди класса.
— А? Мамаево побоище! Пыли сколько, пыли! Стыдитесь! Десятиклассники! А? Это ты силу меряешь? Один против всего класса? — глядя на Алешу, повысил голос Виктор Павлович. — Силушка играет — на ринг, на ринг, в боксёры! А сейчас — в учительскую! Пускай с тобой там поговорят! Пускай посмотрят, какой ты герой!
— Я не пойду, — сказал Алёша.
— Что?
— Алёша! — с отчаянием и мольбой прошептала Катят Гомонок, которая работала с ним на комбайне.
И он пошёл…
Он вернулся неожиданно быстро, в классе никто даже не успел высказать своего мнения о случившемся.