Кристальный пик
Шрифт:
— Не, мне и так нормально, — отмахнулся Кочевник и, заливая в горло вино, плюхнулся в гамак рядом с сестрой.
Я же, взглянув на свою потрепанную тунику в пятнах пота и травы, ворочать нос от предложения Госпожи не стала. От одной лишь мысли о нормальной ванне все тело обуревало зудом, как от укусов комаров. Ту неделю, что мы держали путь до Дану, я могла лишь мечтать о ней — приходилось довольствоваться реками и мочалкой из лыка, которая сдирала грязь вместе с самой кожей. В замке Дайре же я уступила ванну Мелихор, но теперь больше уступать никому не собиралась. Потому вскочила без раздумий и, почтительно поклонившись Госпоже, двинулась к круглому лазу, на который она указала.
— Я
Я остановилась на полушаге. Щеки раскалились, словно к ним приложили кочергу, хотя от вина лицо и без того пылало.
— Куда? В купальню?
— Да.
— Уверен?
— Да.
Мелихор посмотрела на него тоже, затем на меня, пожавшую плечами, затем снова на него... И заухмылялась с набитыми щеками. Правда, тут же перестала, когда Солярис, проходя мимо отвесил ей щелчок по лбу, выбив жалобное «Ай!». Дольки непрожеванных яблок посыпались у нее изо рта.
Пока мы с Солом, сидя на корточках, искали, как отпереть проход и спуститься в недра совиного дома, Волчья Госпожа нашла себе занятие поинтереснее беседы со мной и вина.
— Давно ты прясть умеешь, девочка? Красиво! Мама тебя учила? Иль сестра старшая?
Из-за количества кресел и книжных шкафов, которыми полнился чертог Принца, да еще и с корточек, было сложно разглядеть, что происходит в остальных частях комнаты. Но заскрипели половицы, скрипнули натужно веревки гамака и лязгнули крепления над окном. Несложно было догадаться, что Госпожа встала и прошла к Тесее, а Кочевник тут же загородил ее собой, ведь следом она сказала:
— Кто из вас боится меня на самом деле? Он или ты?
Тесея замычала и, видимо, ткнула на Кочевника, потому как тот шикнул на нее.
— Эй, ничего я не боюсь! Мне просто не нравится, когда кто-то, даже если это божество, смотрит на мою сестру, как на кролика, из которого варежки пошить можно. Я пути Медвежьего Стража следую, волки мне чужды, и Тесее они чужды тоже...
— Сразу видно медвежьего сына, — хмыкнула Госпожа. — Тот тоже меня боялся, пока не оглупел в своих вечных схватках. И верно делал! Но сестру я твою не трону. Лишь хочу поговорить с ней. Ни разу не слышала за всю дорогу, чтобы она хоть словом с кем-либо обмолвилась. Скажи что-нибудь, дитя.
— Я с-с-с...
— Не может она говорить. Рождена такой, — ответил Кочевник вместо Тесеи.
Половицы скрипнули еще раз. Солярис молча потянул меня в лаз, многозначительно дернув за край туники, и напоследок я привстала, вытянулась во весь рост, чтобы увидеть, как Волчья Госпожа садится перед Тесеей на колени.
— Ах, кто же так уста завязал тебе? Ничего-ничего, все поправимо... Только вещь сначала покажи, которую за пазухой прячешь.
Солярис задвинул за нами дверь лаза и заглушил все прочие звуки, кроме журчания воды, звенящего где-то внизу. Он крепко держал меня под руку, помогая шагать по крутым ступенькам, вырезанным прямо в пещерном камне. То был зеленый нефрит, такой ледяной, что холод пробирал ступни даже сквозь обувь и скрючивал пальцы. Однако чем глубже мы с Солярисом спускались, тем теплее становилось. Воздух влажный, как после дождя в месяц зноя, прилипал к телу вместе с одеждой, и туника потяжелела, впитав его в себя. Нигде не было ни единого источника света, но маленькие крупицы, как пыль, мерцали под высоким сводом, едва слышно жужжа. Лишь когда Сол задрал руку, пытаясь поймать их в клетку из когтей, мы поняли: то никакая не пыль, а светлячки. Они испуганно разлетелись в разные стороны и померкли, погрузив нас во мрак. Крошечные, размером с ноготок мизинца, но такие яркие, какие не водились даже на болотах близ Гриндилоу. Пришлось подождать несколько минут, когда они осядут, успокоятся
— Ты необычайно молчалив сегодня даже по твоим угрюмым меркам, — заговорила я первой, не дождавшись, когда это сделает Сол. Он по-прежнему вел меня за собой по извилистому каналу с нефритовыми стенами, извилистому, но, благо, без развилок. Лишь журчание воды где-то вдалеке и воздух, становящийся все гуще и матовее от пара, доказывали, что мы на верном пути.
— Кто я такой, чтобы с богами говорить? — ответил Солярис, оглянувшись. Свет порхающих желтых огоньков мягко ложился на его бледные щеки, окрашивая фарфоровую кожу в золото. — Волчья Госпожа сама тебя выбрала, и это верно. Я здесь ради тебя, а не ради богов, потому они мне неинтересны. Мое дело за здравием твоим следить и защищать, чтобы ты, спасая мир, не забыла спасти саму себя. И предупреждать твои падения, вот вроде этого.
— Ой!
Сол выставил передо мной руку и не дал совершить последний шаг, который неизбежно отправил бы меня в воду прямиком в одежде. Она начиналась неожиданно, прямо под резким обрывом, похожим на бортик лодки, и заполняла собою всю штольню* целиком, образуя природную купальню. Однако Совиный Принц явно приложил к ней свою руку: в рельефных скошенных стенах, образующих сифон* в конце штольни, красовались бриллианты размером с куриное яйцо. В них можно было смотреться, как в зеркала. Это определенно была самая большая и богато украшенная купальня, которую мне доводилось видеть, правда, без какой-либо ширмы или скамьи для одежды.
— Я отвернусь, — сказал Солярис, заметив мой косой взгляд, и неожиданно для себя я испытала разочарование.
«Ты действительно пришел сюда со мной, чтобы отворачиваться?», подумала я невольно, но тут же устыдилась собственных мыслей и взялась за край туники, когда Сол действительно отвернулся и подпер плечом нефритовый желоб.
— Ты слышал, о чем я с Волчьей Госпожой говорила? — решила спросить я, пока развязывала пояс и стягивала нижнее одеяние через голову.
— Да, слышал, — ответил Солярис. Так вот, почему он молчит и вопросов не задает — ему попросту нечего спрашивать. И так все знает. Разве что... — И то, что ты Госпожу снять с нас проклятие просила, тоже слышал.
— И что думаешь об этом? — поинтересовалась я невозмутимо, будто не заметила отсутствия радости в его голосе. Разве не это обещание, — освободить его от самой себя, — я столько раз давала Солу? Разве не об этом должен мечтать дракон, привязанный к земле и смертной столько лет? — Лишь вёльва, наложившая проклятие, способна его снять, а Виланда давно мертва, — напомнила я, не теряя надежды, что Солярис вот-вот очнется и обрадуется. — Госпожа же — матерь сейда. Лишь ей помочь нам и под силу.
— Да, знаю, — равнодушно сказал он.
— Помнишь ту ночь в пещере у Цветочного озера? — Я улыбнулась своему отражению в одном из бриллиантов. — Я тогда сказала тебе, что доберусь до нее ради тебя, если потребуется. Как видишь, королева Круга никогда не бросает слов на ветер.
Солярис хмыкнул, и в пещере повисла тишина. Вода под нами бурлила от источника, бьющего из-под земли, и, отражая в себе нефритовый рельеф, имела цвет травянисто-изумрудный, напоминая море в моем родном крою, точащее скалы под замком Дейрдре. Мы с Матти и Солом редко купались в нем, — уж слишком соленым оно было, да и крутой спуск к нему запросто мог обернуться переломом обои ног, — предпочитая морю то самое Цветочное озеро. Плавала я всегда в нижнем одеянии, не осмеливаясь купаться совсем нагой. Но за этот год смелости во мне стало гораздо больше. Потому я разделась полностью: сложила тунику с платьем стопкой на краю, распустила косы, повыбирав из них все заколки, и приблизилась к воде.