Кристиан

Тюрина Елена Александровна

***

– Ты хорошо стреляла сегодня, – заметил самурай, укладывая в колчан стрелы.

Мана стояла рядом, настолько близко, что он мог случайно задеть ее локтем.

– Спасибо, что сделал для меня лук, Ихара, твой мне не под силу натянуть.

– Это только подобие настоящего лука, – пожал плечами Касэн.

В саду никого кроме них не было, но княжна украдкой бросила взгляд вокруг, чтобы еще раз в этом убедиться.

– Ты очень хороший, помогаешь мне.

Молодой

человек выпрямился, поставив колчан так, чтобы он опирался на спинку резной кованой скамьи. За годы службы дайме Иоири Ихара научился самостоятельно делать луки и стрелы, как боевые, так и учебные или охотничьи. Правда, свои настоящие боевые стрелы и запасную тетиву для лука он всячески оберегал, потому что сделать в нынешних условиях оружие, не уступающее им по качеству, было проблематично, хотя юноша и приспособился заменять бамбук ивой, а стальные наконечники применял европейские.

Погруженный в мысли об оружии, Ихара повернулся к своей юной ученице и собирался что-то сказать, но девушка в порыве чувств вдруг обняла его, прижалась к груди. Самурай опешил и от удивления даже не подумал отстраниться. Княжна подняла к нему лицо, поглядела нерешительно и будто чуть испуганно. После нескольких часов тренировки он был очень горячим и вспотевшим. Мана ощутила доносившийся от его тела естественный мужской запах и легкий аромат камелии. Маслом этого цветка самураи и гейши издавна пользовались для увлажнения кожи и защиты ее от солнца, а также для лечения шрамов. От осознания, что она сейчас настолько близка с ним, девушка едва не потеряла сознание, стоя на ватных ногах. Перевела взгляд с его зеленых глаз на сильную грудь в вырезе кимоно. Вся крoвь oтлилa oт ee тeлa к лицу и eщe oбoжглa низ живoтa.

– Если бы я осталась в Японии, то уже была бы замужем за сыном сегуна Юкайо,–неожиданно произнесла Мана, надеясь, что он не понял, что с ней. – Мне ведь уже пятнадцать.

Самурай покосился на княжну и промолчал.

– Я здесь чужая. Может быть, я должна была остаться там?

– Зачем ты такое говоришь. Ты п-привыкнешь. Прошло слишком мало времени. Скоро тебя все п-полюбят.

– А что мне до всех?

Сердечко ее так и трепетало внутри! А Касэн внимательно смотрел на японку и гадал, что она хочет сказать.

– Ихара, – почти шепотом произнесла девушка и сглотнула. – Ты поцелуешь меня?

Касэн нахмурился. Разве дерзнул бы он когда-нибудь поцеловать дочь своего князя?

– Нет,– сказал твердо.

– Почему? Я хочу! Ты должен послушаться!

– Ты ставишь меня в ужасное п-положение. Я п-помню о своем долге.

–О каком? О том, что ты слуга?–со злостью воскликнула Мана. –Тогда ты должен повиноваться! Конечно, я не такая как она, не умею…

Юная дочь дайме не успела даже закончить фразу, когда Касэн резко отступил. Девушка ощутила прохладу ветерка на своей горячей коже. Самурай повернулся и пошел прочь.

– Ихара! – голосом испуганного ребенка прошептала японка.

Он оглянулся к ней через плечо, и лицо его было похожим на каменное. Вскоре Мана осталасьв саду одна, растеряно глядя в ту сторону, куда ушел Касэн.

Что стало с ней в этой чужой и непонятной Франции? Что заставило вешаться на шею мужчине, словно она какая-то

юдзе[2]. Как она это допустила? Всего чуть более полугода назад она была официальной невестой будущего правителя Японии. Это честь, которую она должна была нести с достоинством. По рождению Мана была княжной, и владения ее отца – Канадзава – крепли, процветали и вызывали зависть сегуна, который поэтому и решил погубить ее семью. И вот она сама опорочила свой величайший титул. Даже люди Токугавы не посмели надругаться над ней! Мана и забыла, что только благодаря Ихаре этого не случилось. Да и сейчас она сама потянулась к нему. Но в голове у княжны была только одна мысль – она повела себя как жалкая шлюха, и он больше никогда не будет ее почитать.

Раздавленной этими мыслями девушке показалось, что Шинджу тоже сама не своя, когда тетка неожиданно налетела на нее в коридоре. Женщина была бледна, и выглядела так, будто вот-вот расплачется. Она даже не заметила сначала племянницу, собираясь пройти мимо.

– Что-то случилось, Шинджу-сан?

– Нет. Какой странный вопрос, – нервно ответила госпожа Хоши. – Тебе нужно еще одно платье или заколки? Ведь ты обращаешься только за этим.

Княжна растеряно отвела очи. Вдруг Шинджу приблизилась, и внимательно глядя ей в лицо, улыбнулась холодной, натянутой улыбкой.

– Долго ли вы, Манами-сама, собираетесь пользоваться гостеприимством уважаемого семейства и заниматься только тем, что стрелы метать в компании своего охранника? Замечательно сытно есть и сладко спать на роскошной постели, ничего не давая взамен, не так ли?

– Но ведь вы тоже живете здесь в качестве гостьи, – неуверенно сказала девушка.

– Я жду, когда завершатся переговоры, и тогда вернусь в Японию. А вы же тут остаться намерены? Да еще чтобы вас княжной считали и холили, как аристократку?

Мана резкоотвернулась, чтобы скрыть слезы, и побежала прочь.

Девушка исчезла ночью. Известие об этом взбудоражило весь дом. И хотя граф де Вард поднял все свои связи, и поиски велись с самого утра – никаких следов беглянки найти не удавалось. Всех обитателей особняка шокировал такой легкомысленный поступок. Париж слишком опасен для юной иностранки! И что могла знать о жизни эта пташка, появившаяся на свет в золотой клетке и выросшая в Эдемском саду?

Ее привезли вечером. Какой-то горожанин, развозивший сено, наткнулся на княжну, без сознания лежавшую в одном из переулков неподалеку от городского рынка. Солдаты, которые искали девушку азиатской внешности, догадались, что это и есть она, и сопроводили торговца в район Королевской площади, к дому графа де Варда.

Девушка, переодетая в мужское платье, была без сознания. В волосах запеклась кровь, одежда оказалась местами порвана и испачкана в жидкую грязь от гниющих овощей.

– Похоже, на рынке ее избили местные мальчишки, – предположил привезший Ману старик, которого по приказу графа на кухне сытно накормили бульоном и свежеиспеченным хлебом, угостили хорошим вином.

Это подтвердил и доктор, приехавший чуть позже. Тогда девушка уже пришла в себя.

– Как такое может происходить? Я не понимаю! – говорил де Вард, в возмущении меряя шагами комнату.