Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
— Стойте! Остановитесь! — доносится голос, который я хорошо знаю. В этот момент покачивание прекращается, исчезает стук копыт, и Нирида говорит тише, наклонившись ко мне ближе: — Лира, — зовёт она меня. — Лира, ты в порядке? Ты слышишь меня?
Она продолжает звать меня именем, которое мне не принадлежит, и это может означать только одно — Кириан…
Когда мне удаётся открыть глаза, я вижу её склонившейся надо мной. Её волосы заплетены в растрепанную светлую косу, и хотя кровь на её лице уже смыта, на нём заметны следы побоев.
Над её плечами
— Кириан, — повторяю я.
Мой голос звучит сломленно, словно оторван от реальности.
На её лице мелькает тень, прежде чем она глубоко вздыхает и произносит:
— Всё в порядке. Ты спасла его.
Все мое существо, все мое тело кричит, что она лжет. Но я не в силах ей об этом сказать.
— Кириан… — молю я.
Она, должно быть, понимает. Сжимает губы, сглатывает и оборачивается назад. Благодаря этому я могу увидеть деревья и солдат на лошадях вдалеке. Мы в лесу, и пока она не приказала остановиться, мы, видимо, были в движении.
— Он ранен, как и ты, в тяжёлом состоянии. Врачи говорят, что рана глубокая, но есть надежда. Мы везём вас к границе Сулеги, в последнюю деревню перед перевалом. Там нас будут ждать соргинак.
Соргинак?
Это и есть моя надежда? Должно быть, со мной действительно все плохо. А Кириан… что же с ним…
Я снова произношу его имя, и что-то меняется в выражении лица капитана. Она берёт меня за руку, крепко сжимает её и вновь обещает, с тем оттенком раскаяния, что бывает у тех, кто лжёт, что я его скоро увижу.
Затем она приказывает продолжить путь, и снова начинается эта болезненная тряска. Мне требуется время, чтобы понять, что меня везут на импровизированных носилках, привязанных к лошади; я понимаю это, увидев ещё одни такие же носилки чуть впереди, окружённые несколькими всадниками, что их охраняют, и глубоко внутри я знаю, что там, на тех носилках, лежит Кириан.
Затем я проваливаюсь в глубокий сон, полный кошмаров, теней и горячей крови.
Звонкий звук пробуждает меня в самой тёмной ночи. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз открывала глаза.
Мы вновь останавливаемся, и я вижу, как один из солдат быстро соскальзывает с коня, пока другие отдают приказы и торопят его.
Нирида неподалёку, между двумя носилками, которые волочат лошади. Лежа на земле, я наблюдаю за факелами всадников, которые продолжают ехать, несмотря на темноту. Отблески их света создают на границах леса ужасающие образы, и я отвожу взгляд от мрачных теней леса, сосредоточившись на солдате, который только что слез с лошади.
Вижу, как он поднимает с земли что-то, похожее на камни. Складывает их в маленькую горку и кладёт на неё что-то маленькое и звенящее.
Кажется, это монеты.
Когда он собирается возвращаться, Нирида его останавливает.
— Положи ещё одну, — говорит она, бросая ему монету. — Пусть не думают, что мы хотели украсть.
Я вижу страх в глазах солдата, когда он ловит монету на лету
Позади меня несколько солдат замыкают шествие; они также идут по бокам. Однако это не мешает мне видеть лес вокруг. Вид отсюда, снизу, словно из кошмара: скрюченные ветви деревьев, листья, колышущиеся под ледяным ветром, тени, что прячутся в причудливых складках невозможного…
И даже несмотря на сильную усталость, я не могу заснуть. Каждый раз, когда кажется, что я теряю сознание, что-то заставляет мои нервы напрячься, и я снова открываю глаза, сталкиваясь лицом к лицу с тьмой леса.
Мы прибываем к месту назначения с первыми лучами рассвета. Пока солнце ещё не полностью взошло, утренний свет лишь усиливает зловещие очертания леса, освещая уголки, которые я предпочла бы не видеть.
Я понимаю, что мы прибыли, по голосам, оповещающим о нашем приезде. Один из солдат облегчённо вздыхает, и Нирида спрыгивает с коня, подходя ко мне.
— Здесь мы будем в безопасности какое-то время, — говорит она.
Её голос охрип, под глазами тёмные круги, глаза усталые и покрасневшие.
— А Кириан? — спрашиваю я, чувствуя сухость в горле.
Нирида прикусывает нижнюю губу и, сморщившись, отводит взгляд. Некоторое время она молчит.
— Ведьмы скоро его исцелят.
Мы проходим через каменные ворота, окутанные серым туманом. В воздухе пахнет дождём и грозой, и я ощущаю влагу с каждым вдохом. Скоро начинаю различать дома. Такую архитектуру я видела лишь на гравюрах, которые изучали в Ордене. Хотя здесь есть и каменные здания, преобладают деревянные дома с тёмными, заострёнными крышами. Постройки проще, чем в других частях Эреи, не выше двух этажей, скорее широкие, чем высокие. Почти нет заборов, сады обширны и открыты, и перед домами стоят не крепкие вороты, а панели и раздвижные створки.
На углах, рядом с домами, замечаю небольшие каменные идолы, изображающие, вероятно, малых божеств, духов или джинов. Некоторые выглядят как люди; другие напоминают животных. На них лежат монеты, как на тех камнях, что я видела на лесной тропе.
Несколько жителей начинают выглядывать из своих садов и дворов, и в этот момент, когда мы наконец покидаем мрачный лесной путь, усталость вновь увлекает меня в долгий и глубокий сон.
Мягкое прикосновение к руке пробуждает меня.
— Лира, — шепчет мягкий голос, — Лира, к тебе пришли.
Я ненавижу это. Глубоко ненавижу, что меня продолжают так называть.
Я открываю глаза и вижу Нириду совсем рядом. Она смотрит на меня с тревогой, прежде чем обернуться к старой женщине, стоящей у изножья низкой кровати, на которой я лежу. Старуха поднимается с помощью другой женщины, которой я также не знаю, и, подойдя ко мне, опускается на колени. Её волосы покрыты белым платком, а лицо испещрено морщинами, которые лишь подчёркивают её суровую, но красивую внешность.
Она поднимает одеяло, прикрывающее мою грудь, и произносит: