Критика буржуазных медико-социологических концепций

Яковлевич Болеслав Смулeвич

Она вскрикивает, но не позволяет боли остановить её. С силой снова сжимает оружие и бросается на него с яростной атакой, вынуждая его отступить.

Несмотря на то, что он ранил её, я сомневаюсь, что этот солдат хочет её смерти. Даже если у них не было времени получить чёткие приказы, маловероятно, что короли согласились бы на её убийство в бою. Её хотят живой, здоровой и в сознании, чтобы она стала свидетелем собственного позора, своего публичного наказания, которое станет страшным примером для любого, кто посмеет предать, и войдёт в историю,

как самый ужасный кошмар.

Каждая клетка моего тела стремится погрузиться в забытье. Пульсирующая боль пронзает мою грудь, разливаясь по рёбрам.

Дышать становится всё труднее.

Одетта защищается с огромным трудом, её движения становятся всё более тяжёлыми и медленными, лишёнными прежней грации. А солдат, который тоже ранен, теперь нападает на неё с такой яростью, что невозможно поверить, будто ему нужно оставить её в живых.

Я пытаюсь подняться, но это бесполезно.

Одетта наносит серию рискованных ударов, оставляя себя беззащитной с опасной небрежностью.

— Одетта… — пытаюсь предостеречь её.

Каждый звук, вырывающийся из меня, словно удар ножа. В лёгких ощущение разбитого стекла.

Она меня не слышит. Она продолжает, и снова, и снова… пока не вынуждает солдата отступить, сделать неловкий шаг назад, поднять меч, чтобы защититься, и тогда… я замечаю рукоять её кинжала, торчащую из его горла.

Среди оглушительного грохота сражения их взгляды встречаются. Его глаза полны ужаса и ярости; её — неподдельного удивления. Капля крови стекает с губ солдата, который в последнем усилии яростно шепчет:

— Ты пойдёшь со мной.

И я с ужасом понимаю, что выражение в глазах Одетты — не радость от победы, а осознание поражения.

Его рука, бессильно опустившись, открывает кинжал, который он вонзил в грудь Одетты.

Все мысли покидают меня, и я беспомощно наблюдаю, как тело стражника падает, увлекая за собой Одетту, которая всё ещё держит в руках свой кинжал.

— Одетта! — Мой голос не узнать, он хриплый и надломленный.

Как только она падает на пол, тут же начинает двигаться. В ней ещё осталась сила, и, когда она поворачивается и ищет меня взглядом, я понимаю, что она тянется ко мне. Корона с рубинами соскальзывает с её головы и остаётся лежать на полу, забытая, пока мы оба ползём друг к другу, словно никому уже не нужны, словно больше нет ни смысла, ни надежды.

Я хватаю её за руку, игнорируя боль, которая сейчас не может меня остановить — не теперь. Подтягиваюсь ближе, кладу руку ей на талию, туда, где кровь, не принадлежавшая Эрис, теперь окрашивает её платье. Сами того не осознавая, мы оба тянемся к кинжалу, торчащему из её груди. Он погружён глубоко, под левую ключицу, почти наполовину, и кровь всё равно льется, несмотря на сталь, что, казалось бы, должна закупорить рану.

Я пытаюсь прижать рану пальцами, осторожно, чтобы не сдвинуть клинок, и режу руки об его острие, но мне всё равно. Сейчас ничто не имеет значения, пока она смотрит на меня, смотрит и…

— Вынь

его, — просит она, её голос дрожит.

— Если я его вытащу, ты истечёшь кровью, — объясняю я.

— Я хочу обнять тебя, Кириан, — говорит она неожиданно. — А с ним я не могу.

И я понимаю. Понимаю, что она просит, но не могу принять. Качаю головой, хватаюсь за её платье, рву кусок ткани, чтобы прижать к ране, обездвижить сталь и поставить её на ноги.

— Я вытащу тебя отсюда. Я…

Но прежде чем я успеваю что-то сделать, Одетта сама сжимает рукоять кинжала и рывком вырывает его, её крик обрывается на полуслове, будто боль забрала все силы.

— Нет… — шепчу я. — Нет…

Прижимаю рану руками, и жар её крови что-то пробуждает во мне.

— Кириан… — зовёт она меня. — Кириан…

Её глаза наполняются слезами; глаза, что не принадлежат Лире. Они больше и насыщенного зелёного цвета…

— Я не могу вернуться в своё тело, — шепчет она в панике. — Я не хочу умирать в чужом теле, Кириан.

Мои руки дрожат.

— Ты не умрёшь. Я не позволю тебе умереть.

Одетта сжимает веки, и, словно под чарами, её лицо начинает меняться: скулы, линия челюсти, нос, кожа… Чёрные волосы становятся рыжими, и ее тело меняется в моих руках… Но это длится лишь миг. Вскоре настоящий облик Одетты исчезает, и она снова становится Лирой.

— Я не могу, — шепчет она в муке. — Не могу удержать.

Замечаю, что кровь больше не льётся столь так сильно.

— Одетта, я выведу тебя отсюда. Я не позволю, чтобы…

Не успеваю договорить. Что-то обрушивается на моё плечо, и сильный удар ногой отбрасывает меня прочь от неё. Чувствую глухую боль в затылке и, лёжа на мраморном полу, вижу, как Одетт с трудом опираясь руками о пол, тянется к кинжалу, что пронзал её грудь, и с яростью выкрикивает моё имя.

В следующий миг новый удар погружает меня во тьму.

Глава 1

Одетт

Слышу голоса. Много голосов.

Затем, спустя время, я начинаю слышать лишь один.

— Лира… — шепчет он. — Лира, прошу, очнись.

Но я не хочу, чтобы он звал меня так. Не хочу больше быть ею. Не хочу быть кем-то другим. Но не могу сказать ему этого, потому что слова застревают в моем горле, сжавшемся от боли. Болит всё. Тяжесть одеял на моей коже, постоянная тряска и качка, усилие, с которым я пытаюсь дышать.

Понимаю, что это Нирида говорит со мной, что это её голос, который каждую минуту умоляет меня очнуться, заговорить, прийти в себя…

В какой-то момент, не зная, где я и когда это происходит, я всё-таки нахожу силы заговорить.

— Кириан, — шепчу я.

Это всё, что я могу себе позволить.

Всё остальное приходит позже: запах дождя в воздухе, влажный холод на щеках, тихое ржание лошадей…

Мы больше не в замке Уралур. Мы больше не в тронном зале, на мраморных полах, покрытых кровью и телами…