Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
Рана — большая. Я замечаю её через тёмно-красные разводы на бинтах, что тянутся по той самой линии, которая едва не отняла у него жизнь.
— Кириан… — шепчу я, переплетая свои пальцы с его, как будто так могу наконец убедиться, что он здесь, жив, и что так будет всегда.
— Лира, прошу тебя, — говорит Нирида. В её голосе, помимо ярости, что я видела прежде, боль, и печаль. — Не смотря на все, что я сказала, я не хочу, чтобы ты умирала.
Я прикусываю губу, потому что часть меня, маленькая и уязвимая, хочет верить, что это правда, что ей действительно
Я по-прежнему не понимаю, почему ведьма считает, что мне нужно вернуться к своей истинной форме, но всё равно подчиняюсь, потому что не хочу снова слышать, как Нирида называет меня Лирой.
Всё ещё сжимая неподвижные пальцы Кириана, я устраиваюсь рядом с ним и смотрю на Нириду, пока начинаю меняться.
Каждая клеточка тела сопротивляется, как будто оно уже так долго находилось в этой форме, что не хочет её покидать. Но я, наконец, способна преодолеть это сопротивление. Меняются мои лицо и волосы, руки и грудь, и боль становится ещё более пронзительной, когда меняется форма моего тела. Но я не останавливаюсь. Я продолжаю, несмотря на боль, несмотря на предупреждения.
Это словно лить раскалённый спирт на открытую рану, только ещё более жестоко; гораздо жесче. Каждая клетка кричит и содрогается, но когда превращение завершено, в груди появляется мгновенное чувство облегчения, которое растекается по телу.
Я не замечаю, что закрыла глаза, пока Нирида не чертыхается и не заставляет меня посмотреть на неё.
— Чёрт. Проклятье. Чёрт! Чтоб их всех… и Моргану, и Аарона, и всех этих чёртовых Львов…
Она поворачивается к двери, закрывает её, затем остаётся стоять передо мной.
— Кто ты?
Хотя усталость всё ещё давит на меня, я чувствую что-то маленькое, светлое… что-то изменилось. Это ощущение в груди, между рёбрами… Неужели ведьмы были правы? Неужели в моём истинном облике есть что-то, способное исцелить меня?
— Меня зовут Одетта, — отвечаю.
— Одетта, — шепчет она. Её глаза расширяются, она слегка наклоняет голову, оценивающе меня рассматривая. — Красивое имя. Где Лира, Одетта?
— Мертва, — прямо отвечаю я. — Уже несколько месяцев как мертва.
Нирида немного подается вперёд, затем назад, словно пошатнувшись и нуждаясь в поддержке стены. Она быстро бросает взгляд на Кириана, лежащего без сознания рядом со мной…
— Он знает, — добавляю я, поняв, почему она так смотрит на него и на меня. — Я бы никогда не причинила ему вред, — уверяю её.
Однако укол сожаления пронзает меня, когда вспоминаю те моменты, что делают моё обещание ложью: тот раз, когда я нанесла себе порез отравленным кинжалом, который должен был убить его; и тот случай, когда заставила его лошадь понестись, и он едва не стал добычей Тартало…
— Что ты такое? — осторожно спрашивает она. Мой взгляд непроизвольно падает на её руку, покоящуюся у бедра, рядом с рукоятью меча. — Ты ведьма?
— Нет, — отвечаю, ощущая боль.
— Соргина? — спрашивает она тише.
— Нет. Я не ведьма, Нирида.
— Тогда почему та ведьма назвала
Я глубоко вздыхаю. Открываю рот, чтобы отрицать всё, как когда-то сделала перед Кирианом, но боль сдавливает мне грудь. Внезапно я чувствую себя невероятно уставшей… и осознаю, что понятия не имею, кто я… что я такое.
— Я не знаю.
— Больше никакой лжи, — шепчет она.
Не могу определить, что звучит в её голосе — гнев, страх или разочарование.
— Я не лгу, — отвечаю, и вынуждена инстинктивно приложить руку к груди, к перевязанной ране, когда движение вызывает боль. — Я жила в облике Лиры последние десять лет. Всё, что я делала, всё, кем я стала… было для того, чтобы однажды править вместе с Эрисом, занять стратегическое, влиятельное положение, чтобы изменить мир, сделать его лучше… — Я вынуждена остановиться, когда меня покидает дыхание. — Несколько месяцев назад я убила настоящую принцессу и с тех пор заменила её, и никто не заметил подмены, пока…
Я смотрю на Кириана рядом со мной, на этого большого, сильного мужчину, который сейчас выглядит таким хрупким и ранимым, и Нирида резко вдыхает.
— Пока не появился Кириан, — догадывается она. — И всё это время… — Она проводит руками по волосам и поворачивается, выпуская короткий смех, в котором нет ни капли радости. — Это была ты. Вот почему этот дурак говорил, что ты изменилась… потому что ты действительно совсем другой человек.
Я задерживаю дыхание.
— Кириан узнал об этом совсем недавно.
— Есть ещё такие, как ты? — спрашивает она, ожидая моего кивка. — Значит, такие существа живут среди нас, — произносит она, и я вздрагиваю от её слов: такие существа. — Сколько вас?
— Не знаю, — отвечаю. — Немного.
— И вы можете принимать любой облик, любую форму?
Я пытаюсь немного приподняться. Хотя с возвращением своего облика чувствую себя немного сильнее, я не могу позволить себе новую трансформацию, поэтому просто объясняю ей всё.
— Есть ограничения. Я могу принимать любой облик, но не могу менять размер тела, его строение или рост. Если бы я приняла твой облик, то всё равно осталась бы ниже и с более узкими плечами. И я не могла бы скрыть эти раны, — добавляю, указывая на грудь.
— И ты говоришь, что не знаешь, что ты такое.
— Я человек, — огрызаюсь я. — Кроме этого, я знаю лишь, что мои способности происходят от языческих богов, от запрещённых богов. — Острая боль, не связанная с моими ранами, пронизывает меня. — Или, по крайней мере, они мне так говорили.
Нирида смотрит на меня строгим, оценивающим взглядом. Я прекрасно вижу в ней требовательного капитана, способного вести армии на войну.
— Кто они?
Я открываю рот, чтобы ответить, но что-то меня останавливает. На этом этапе я, должно быть, уже предатель. Орден, вероятно, знает, что произошло. Если не сообщила Алия, то это сделал кто-то из Воронов, следивших за мной. Возможно, у них уже есть план, и они готовят других рекрутов, чтобы внедрить их в новую игру.