Кризис современной цивилизации
Шрифт:
Л. Ю. Бондаренко, статью которой "Мир, в котором мы живем" (1997 г.) мы уже цитировали, развенчивает миф о невовлеченности американских женщин в общественное производство, указывая на то, что к 1987 г. 55% женщин США работали вне дома [37, с. 122]. Конечно, в советском обществе уровень вовлечения был выше, к середине 1980-х здесь 92% женщин трудоспособного возраста работали или учились [37, с. 122]. Но вряд ли стоит рассматривать это как недостаток. Массовое привлечение советских женщин к общественному труду было вызвано не только потребностью в дешевой рабочей силе, но и стремлением предоставить каждому гражданину СССР рабочее место даже в ущерб средней индивидуальной производительности труда. Проблема избавления граждан от безработицы оценивалась в СССР не только экономически, но и экзистенциально.
В постсоветской России, по мнению Л. Ю. Бондаренко, женская безработица резко возросла, а гендерное неравенство усилилось: "Экономический кризис и крушение прежней системы способствовали возрождению старых патриархальных взглядов, росту ностальгии по традиционным женским ролям, в том числе и среди самих женщин, уставших от "эмансипации" прежних периодов и от двойной нагрузки. Усиление в нашем обществе идеологии "женского естественного предназначения" можно объяснить
Украинская исследовательница Т. Ю. Журженко в своей статье "Дискурс рынка и проблема гендера в экономике" (1999 г.) пытается выявить причины резкого ухудшения положения женщин, роста женской безработицы, феминизации нищеты, крушения системы социальной защиты женщин, вытеснения их в неформальный сектор и роста объемов домашнего труда в самой логике современного капитализма [37, с. 269]. По ее мнению, в рамках современной универсалистской логики капитализма женщина неизбежно выглядит как "экономически неполноценная" по сравнению с мужчиной [37, с. 272]. При этом, как отмечает Т. Ю. Журженко: "Дискурс рынка был и остается не только и не столько научной концепцией рыночных реформ, сколько утопическим проектом "возвращения к природному порядку вещей", к "естественным законам общества" из "исторического тупика коммунизма". Тем самым идеология "перехода к рынку" оправдывает дезинтеграцию общества и значительные социальные издержки, сопровождающие рыночные реформы. Выдвигая рыночную рациональность и эффективность в качестве основных приоритетов, экономическая теория и скрытая за ней идеология рассматривают ухудшение положения женщин в сфере занятости и резкое снижение их социальной защищенности как неизбежное следствие прогресса в сторону рынка" [37, с. 275]. С точки зрения самой Т. Ю. Журженко, необходима новая феминистская экономическая логика, не сводимая к теории рынков, рассматривающая сложную взаимосвязь человека с окружающим миром, все многообразие рыночных и внерыночных отношений, возникающих в процессе обеспечения жизнедеятельности [37, с. 281]. Остается только согласиться и добавить, что такая экономическая логика уже не будет капиталистической.
Рост антифеминистских настроений в постсоветском обществе, думается, наглядно выразился в появлении целого ряда публикаций соответствующей направленности. Возьмем к примеру книгу А. П. Никонова "Человек как животное". В ней автор прямо говорит о биологической пропасти между мужчинами и женщинами, связанной с различием их ролей в размножении и с предшествующей исторической эволюцией. По его мнению: "...самцы нужны для наработки новых свойств, они - расходный материал, который природа, не щадя, кидает в бой, а самки это новое наработанное качественное свойство закрепляют и консервируют, то есть сохраняют и передают в будущее. Именно поэтому разброс свойств у самцов больше, чем у самок, - среди них больше гениев и идиотов, гигантов и коротышек, сильных и слабых, а вот у самок все свойства более собраны - к серединочке кривой нормального распределения" [94, с. 45-46]. К тому же, как считает А. П. Никонов: "Наш вид и его предки сотнями тысяч лет существовали в режиме загонной охоты с помощью примитивных каменных наконечников. Достаточное время для отбора. При этом охотились только самцы. Самки сидели по пещерам и жилищам, обеспечивая тылы, - шили, возились с детьми, искали корешки... Результат? Он очень не понравится феминисткам: те области мозга, которые отвечают за решение аналитических и пространственно-координатных задач оказались лучше развиты у самцов. Соответственно всю науку и весь прогресс двигали именно самцы" [94, с. 90].
Однако здесь сразу возникает целый ряд исторических, этнографических, биологических и логических возражений. Наблюдения за современными первобытными народами показывают, что в большинстве случаев главным источником пищи для них была не охота, а собирательство, которое тоже требует перемещений (хотя и в меньшем радиусе), и которым, как известно, занимались обычно женщины. Переход к производящему хозяйству, без которого цивилизация была бы невозможна, тоже, видимо, следует записать в заслугу женщин. Выбор полового партнера - процесс обоюдный, и далеко не всегда быстрее всего размножались самые способные или даже самые экономически приспособленные. Большинство социальных ролей в обществе, особенно в современном, предназначено для среднеспособных (включая и роли, связанные с управлением), и их могут исполнять как среднеспособные мужчины, так и среднеспособные женщины. Можно также, вслед за известным американским гендерологом Майклом Киммелом, возразить А. П. Никонову, что средние показатели различий между группами мужчин и женщин ничего не говорят о самом распределении значений внутри групп мужчин и женщин [67, с. 32]. Среди женщин немало обладающих прекрасным аналитическим мышлением и пространственным воображением, а среди мужчин часто встречаются особи, явно обделенные этими качествами. Даже значительно более высокий у мужчин средний уровень связанного с агрессивностью тестостерона еще ни о чем не говорит, т. к. встречаются высоко агрессивные женщины и низко агрессивные мужчины [67, с. 65-66]. Большая стрессоустойчивость мужчин, о которой также пишет А. П. Никонов [94, с. 252], тоже находится под вопросом, т. к. немало мужчин в условиях опасности ведут себя "по-бабски", а женщин - "по-мужски", и, кроме того, как отмечает М. Киммел, у женщин часто в силу социальных причин более высокий уровень стресса и меньше дней, свободных от стресса [67, с. 31].
Серьезные
– Я не хочу, чтобы меня мальчишки в классе называли паинькой"" [67, с. 260]. В результате часто получается некий полумужчина, с большим количеством самомнения и тестостерона и малой долей ответственности. Видимо, из таких и выходят футбольные фанаты ультрас.
По мнению М. Киммела, гендерное неравенство следует объяснять прежде всего социально. Все начинается еще в детстве: "С раннего возраста мальчиков учат, что насилие не просто приемлемо в качестве разрешения конфликта, но и вызывает восхищение. Среди мальчишек подросткового возраста в четыре раза больше, чем среди девочек, тех, кто считает драку приемлемой, если кто-то ведет себя вызывающе" [67, с. 25]. Майкл Киммел цитирует биолога Рут Хаббард: "Если общество одевает половину своих детей в короткие юбки и не велит им двигаться так, чтобы были видны трусики, а другую половину - в джинсы и комбинезоны, поддерживая их желание лазать на деревья, играть в мяч и другие активные дворовые игры; если позже, в юности, детей, которые носили брюки, убеждают, что "растущему мальчишке надо много есть", в то время как дети в юбках предупреждены, что надо следить за весом и не толстеть; если половина в джинсах бегает в кроссовках и ботинках, в то время как половина в юбках ковыляет на шпильках, то эти две группы людей будут различаться не только социально, но и биологически" [67, с. 78-79].
Но главное различие лежит в сфере отношения к общественному производству. Майкл Киммел приводит здесь прекрасный пример, ссылаясь на исследование Маргарет Мид гендерного поведения в племени чамбули: "Здесь только люди одного пола занимались воспитанием детей, сплетнями, нарядами и покупками. Они завивали волосы и носили много драгоценностей, и Мид описывала их как "очаровательных, изящных, кокетливых". Они, кстати, были мужчинами, и эти мужчины ничего так не любили, как "демонстрировать все великолепие своих украшений из перьев и раковин и проводить дни, наслаждаясь покупками". Доминировали здесь энергичные женщины, обеспечивавшие благосостояние семей. Именно они ловили рыбу, а от рыбной ловли зависела вся культура, именно им "принадлежали реальные позиции власти в этом обществе"" [67, с. 84].
Но вернемся к современному капитализму. Гендерное неравенство в отчуждении личности и ее подчинении правилам корпорации проявляется здесь уже при выборе делового костюма: "Женщина, работающая в гендерезированном институте, носит одежду, "обозначающую" что-то. Она посмотрит на деловой костюм и скажет себе: "Нет, выгляжу грузновато, и в таком костюме меня никто серьезно не воспримет как женщину!" Поэтому она купит костюмчик поменьше размером и подумает: "В этом я чуть постройнее, и все на меня будут смотреть как на женщину, но тогда уже не отнесутся серьезно как к работнику"" [67, с. 36]. Конечно, женщины в современном обществе нередко тоже делают карьеру, но такая карьера обычно подразумевает их подчинение "мужским" стереотипам поведения. Ссылая на исследование Розабет Мосс Кантер "Мужчины и женщины корпорации", М. Киммел пишет: "...различия в поведении мужчин и женщин в организациях гораздо меньше связаны с их индивидуальными характеристиками, чем со структурой организации. Позиции в организации "подразумевают характерные образы людей", которые должны их занять..." [67, с. 161]. При этом в структурировании власти и полномочий доминируют именно мужские принципы [67, с. 162]. Именно "тестостероновая" мужская культура жесткого управления является доминирующей в современном мире, подчиняя себе и руководителей-женщин. Достаточно вспомнить Маргарет Тэтчер, которую льстивая пресса окрестила "железной леди", а "любящие" граждане в день ее смерти постоянно заказывали песню "Ведьма умерла".
К тому же следует отметить, что немалая часть женщин, идущих во власть, не имеет детей, а часто и мужей. Как пишет М. Киммел: "Проблема состоит в том, что таких людей "без гендера" принимают с тем, чтобы они полностью посвятили себя своему рабочему месту, не имели детей или семейных обязанностей, и их, может быть, даже будут поддерживать в семье ради такой целеустремленной преданности рабочему месту. Таким образом, работник "без гендера" как раз оказывается гендерно сформированным мужчиной" [6, с. 163]. Хорошо известно, что такие "маскулинные" женщины-руководительницы, особенно если у них нет детей, обычно весьма склонны к крайне жесткому стилю управления. В последнее время подобный тип женщины-управленца все чаще рекламируется в СМИ. Россиянам достаточно вспомнить сериал "След". В условиях современного роста нестабильности всей сферы трудовых отношений подобное поведение чревато резким усилением конфликтности. Даже А. Н. Никонов считает, что современная цивилизация должна развиваться от "тестостероновой" к "окситоциновой", т. е. от агрессивной к толерантной: "Поскольку народу на планете становится все больше, люди столетие за столетием прессуются на цивилизованных территориях все плотнее и плотнее, то, чтобы избежать войн, их толерантность друг к другу должна расти, а агрессивность падать" [9, с. 220-221]. Но не выдает ли он желаемое за действительное?