Кризис среднего возраста

Туголукова Инна

Смотрю, веник стоит в углу возле двери. «Ну, – думаю, – берегись! Сейчас я тебя, гада, отсюда вымету!» А он почуял, чем дело пахнет, по комнате мечется и верещит истерически, как резаный: «Эвакуируйте людей! Эвакуируйте людей!» Я за ним с веником. Дурдом, одним словом. Наконец загнала его в угол, только веник подняла, а он видит – деваться некуда, головку склонил и так кротко, проникновенно спрашивает: «Хочешь чаю?»

Слышу – батюшки-светы! – Потапов у двери заливается младенческим смехом. Я перепугалась, как дурочка, веник за спину. А он так ехидно: «Вот спасибо

вам, Вера Петровна! Убраться надумали? Да здесь-то чисто. Вы бы лучше на кухне разобрались». Ну тут уж я все ему сказала, что хотела. «И, – говорю, – не удивлюсь, если выяснится, что вы нарочно подослали ко мне своего питомца». Он глаза вытаращил. «Неужели, – спрашивает, – я похож на дебила?» «Очень даже похожи, – отвечаю, – особенно если послушать вашу жену и вашего попугая».

Он разозлился, взял свою птичку, а этот двуличный Кеша головкой трется, как кот, клювом его за ухо щиплет, курлычет что-то сексуальное. Цирк, одним словом. Ну и говорит он мне так высокомерно: «Ложитесь спать, Вера Петровна. Больше вас в этом доме никто не потревожит. А завтра утром я вас отвезу». «Как же, – спрашиваю, – вы меня отвезете, если у вас бензин кончился?» «А зачем, – говорит, – вам бензин, если вы и на своем венике прекрасно долетите?..»

23

АННА

– А я вчера узнала, что Артем встречается с Тасей, – печально сказала Аня. – У меня за спиной.

– Как же ты узнала? – удивилась Вера.

– Стаська вчера случайно проговорилась и страшно перепугалась. Я спрашиваю: «Почему же ты мне ничего не сказала?» А она говорит: «Я боялась, что ты запретишь мне с папой встречаться». Понимаешь, какая странная произошла метаморфоза? В ее глазах виноватой осталась я! Не важно, что он там натворил на стороне, – я выгнала его из дома и разбила семью. У вас будет то же самое, – мрачно предрекла она Вере.

– Да тьфу на тебя! – заволновалась та.

– Ребенок всегда будет тосковать об утраченном отце и винить мать за то, что не смогла его удержать. Мне одна старая мудрая черепаха сказала: «Анечка, вы просто воспользовались ситуацией, чтобы разорвать отношения, которые давно себя изжили. В противном случае вы бы закрыли глаза на адюльтер своего мужа и переждали его, как болезнь, которая, увы, всегда проходит». Я сначала даже засомневалась, что, может быть, так оно и есть. А сейчас вижу – ничего подобного. Просто я не понимала, что счастлива. А теперь поняла и так скучаю...

– Может, тебе сделать первый шаг?

– Ты бы сделала?

– Я весь год бежала ему навстречу, а он улепетывал от меня во все лопатки. И вот улепетнул...

– Значит, все эти теории не стоят выеденного яйца. Ты пыталась сохранить семью, держала Лешку двумя руками, а он выдрался и ушел. Я дала под зад коленом, а теперь жалею. Плачу кровавыми слезами. Но ни за что, ни за что не покажу ему этого!

– А про Зойку ничего не знаешь? – осторожно спросила Вера.

– Мать ее ко мне приходила, плакала. «Не держи, – говорит, – зла». А Зойка в Москве живет, одна – не одна, я не спрашивала.

– Ань, а ты говорила, что за тобой

увивается шлейф поклонников, – лукаво напомнила Вера.

– Ты бы видела этих поклонников, – усмехнулась подруга. – Один другого краше.

– Красота для мужчины не главное.

– Ты никогда не замечала, что банальные истины изрекаются как откровение Божие?

– А ты когда-нибудь пробовала опровергнуть хоть одну банальную истину?

– Нет, – честно призналась Аня, – не пробовала. Но в данном случае я говорю не о физическом совершенстве, а о степени удаленности от бессмысленного скотского существования.

– Вот сразу видно, что ты работаешь в книжном магазине! – восхитилась Вера. – Излагаешь, как по писанному. Так где же ты находишь таких оригиналов?

– Да они сами ко мне прибиваются.

– Чувствуют, наверное, что ты любишь животных и... птиц.

– А по-моему, пернатые – это теперь твоя стихия.

– О нет! – мгновенно открестилась Вера. – Если ты имеешь в виду попугаев и иже с ними, то этой пташке в мою жизнь дорога заказана. Расскажи лучше о своих воздыхателях. Неужели все так безнадежно?

– Помнишь, я тебе говорила, что у нас в магазине окопались братки? Теперь они оперились, именуют себя охранной фирмой – секьюрити, ни много ни мало, все честь по чести, как у больших. А паханом у них, то есть теперь, пардон, директором фирмы, является некий Гриша Чеботарев. Записной урод. Все эти годы мы с ним поддерживали вооруженный нейтралитет. Я для него дойная корова, он для меня гнусный рэкетир. Никакой романтики.

И вдруг я начинаю замечать за ним разные странности. Ломаю голову, какие новые беды это нам сулит. И даже в мыслях не держу, что в его каменном сердце проклюнулся нежный цветок любви. Или как там еще называются эти всходы – я не знаю.

В общем, из-за этой своей слепоты и черствости оскорбила я Гришу в лучших чувствах. Думала, ему нужны мои деньги, а он нес мне в ладонях свое трепещущее сердце.

– Ерничаешь? – укорила Вера.

– Больше над собой, чем над ним. Понимаешь, какая странная штука со мной приключилась...

– О Господи, Анька! Не делай этого! – заволновалась Вера. – Я знаю, что сейчас тобой движет: желание взять реванш, отомстить Артему за то, что он так с тобой обошелся, и доказать себе и всем, что ты еще ого-го! Но это – дорога разочарований!

– Подожди! Здесь совсем другая фишка. Раньше я бы и в кошмарном сне на него не польстилась. А он вдруг взял и в меня влюбился. Сразу привлек внимание, стал интересен.

– Чем же это?

– Да вот тем самым, что влюбился. Правда, интерес оказался со знаком минус – в тот момент он был мне не нужен. Но не успела я освоиться с этой мыслью – что влюбился и не нужен, – как Гриша уже остыл. И все! Я у него на крючке! Мне непонятно, как такое могло случиться, и досадно его внезапное охлаждение. И мне уже не важно, какое у него лицо. Я его больше не вижу – я его чувствую, ощущаю на уровне инстинктов. И смотрю уже совсем другими глазами. И замечаю, что у него красивые руки с чистыми ногтями, что все его габариты – не жир, а сплошные мышцы...