Крокодил
Шрифт:
— Слышишь, как поет птица туи? Вода начинает прибывать,— сказал Меравека.— Скоро сюда приплывет много лодок.
И правда, из-за поворота показалась большая лодка, полная женщин и девочек. Их гомон звучал вразнобой с мерными ударами весел по воде. Одно или два лица Хоири и Меравека узнали сразу. Все, кто был в лодке, принадлежали к опероро, роду их отцов, и поэтому ко всем девочкам в ней Хоири и Меравека относились как к сестрам, а к женщинам — как к своим матерям.
Ночью взошла полная луна. Траур по его матери еще не кончился, поэтому дети в селении не кричали, как обычно, а разговаривали тихо. Поужинав, они усаживались на земле между рядами хижин и рассказывали друг другу разные истории. Эта ночь была особенная.
Уж кому-кому, а ему из-за смерти матери играть и развлекаться сейчас совсем не пристало. Поэтому он сидел около тети Суаэа и слушал, как она бормочет:
— Как же мне теперь быть? Почему моя старшая сестра умерла так рано? Я это не из-за детей, но уж очень глупо умирать, когда ты еще не старуха и могла бы жить много лет. Проклятые колдуны, за что они отняли у нее жизнь?
— А кто это «они»? — Он расслышал только последние ее слова.
— Некоторые люди никогда не бывают довольны, всегда им чего-то не хватает,— уклончиво ответила тетя Суаэа.— Им обязательно нужно убивать. Не знаю уж, какое удовольствие они получают от того, что отнимают у других жизнь. С виду эти люди приветливы, ведут себя как друзья, но это только притворство.
— Но кто они, эти люди? И откуда известно, что колдуют они, а не другие?
Тетя Суаэа поняла, что он не отвяжется, и начала объяснять:
— Есть такие, у нас в селении их хорошо знают, они и собирают то, что нужно для колдовства. Первым делом добывают немножко грязи с тела человека, которого решили умертвить, например с рук или ног. Иногда отрезают кусочек от его одежды. Еще берут свежий чистый имбирь. Они очень следят, чтобы их собственная грязь на имбирь не попала, а то они могут умереть тоже. Все это они отдают какому-нибудь колдуну на берегу моря, в одно из селений тоарипи, или несут в селения дальше по берегу, туда, где живут люди моирипи [4] . А уж этот колдун делает главное.
4
Тоарипи, моирипи — этнические группы на юге Папуа Новой Гвинеи.
— А знает он, против кого его колдовство?
Тетя Суаэа объяснила: да, может и узнать, если захочет. Если подержать колдовскую смесь в бамбуковом сосуде над очагом, из сосуда выглядывает дух того, кого хотят лишить жизни. А когда человеку становится совсем худо, бамбуковый сосуд начинает кататься по полу. Бывает, колдун пожалеет человека, против которого колдует, и выплеснет колдовскую смесь. Но сам человек ни о чем не подозревает. Просто вдруг он начинает хворать, и за что он ни возьмется, ничего у него не получается. Станет ловить рыбу — та выскальзывает у него из рук обратно в воду. Начинают пропадать его вещи, иногда вещи его родственников.
Тетя Суаэа все говорила, а ему вспомнился случай. Однажды он с отцом и матерью работал на огороде их семьи, вверх по реке, это было совсем незадолго до смерти матери. В этот день кусок ротанга [5] в целых полдюйма толщиной, которым их лодка была привязана к кокосовой пальме, вдруг оборвался, лодку унесло течением в мутную реку Тауре, и там она потонула. Доски сиденья не были прикреплены к лодке и должны были бы всплыть, но не всплыли — очень странно! Почему отец не обратил на это внимания? Надо было сразу же что-то сделать. Если бы отец дал тогда матери снадобья из трав, коры и
5
Ротанг- род лиановидных тропических деревьев.
Пошла уже третья неделя траура, когда Севесе Овоу неожиданно появился в доме сестры своей покойной жены. Хоири показалось, будто пришел совсем другой человек — так отец изменился. Он был одет в черное, лицо его обросло редкой щетиной. На него было жалко смотреть, и было видно, что в последнее время он недоедает. Хоири очень хотелось поговорить с ним, но тетя Суаэа сказала, чтобы он оставил отца в покое — тому надо прежде всего поесть.
Ждать было очень трудно, и наконец Хоири не вытерпел и спросил отца:
— Это правда, что маму убили колдовством?
Отец, услышав этот вопрос, удивился и смутился. Сыну в его годы не полагалось этого знать. Он попросил Хоири, чтобы тот рассказал ему все, что об этом знает. Когда Севесе понял, как много тому уже известно и как ему хочется знать все, он, хоть и без особой охоты, согласился рассказать еще кое-что.
— Когда твоя мать умерла, ее тело похоронили. Но ее дух не ушел от нас. Он снова и снова приходит туда, где она ловила рыбу, и на огороды, где она работала. Каждый вечер, когда солнце опустится за верхушки деревьев, он принимает ее прежний, человеческий облик и плачет по нас. В это время мы, живые, можем узнать от умершего, почему тот скончался.
— Так вот почему тебя не было две недели — ты узнавал, отчего она умерла! А почему теперь каждый раз, как мы садимся есть, одно блюдо с едой ставят отдельно? Это для мамы, да?
— Да,— сказал отец,— это для ее духа.
— Ну, и ты увидел ее?
Затаив дыхание, он ждал ответа.
— Сейчас все расскажу, сынок. Я стоял один у кладбища и смотрел, как заходит солнце. И вдруг мой затылок похолодел. Цикады стрекотали громко-громко, такого громкого стрекотанья я еще никогда не слышал. Приближалась ночь, лучи солнца быстро исчезали, посмотришь — за одним высоким деревом, за другим уже совсем темно. Пробуешь разглядеть что-нибудь — все плывет перед глазами, туманится. Деревья, обгоревшие, когда горела трава, тянутся ко мне черными ветками как руками, будто хотят ударить. Ни ветерка, а мне холодно. Потом чувствую: слабеют ноги. В груди заколотилось тяжело — бум, бум. Почудилось, что одно из деревьев рядом ко мне наклоняется. Ноги подкосились, я больше ничего не видел вокруг, и тут я услышал голос твоей матери — я узнал его сразу.
И отец шепотом рассказал ему, отчего умерла мать, и назвал имена колдунов, которые в этом повинны. А потом добавил:
— Держись подальше от этих недобрых людей.
И еще он сказал:
— Ее дух будет с нами до тех пор, пока людей не созовут на угощение, чтобы потом все могли забыть ее. Только тогда она сможет уйти в страну мертвых, и откладывать это больше нельзя. Чем скорей она туда прибудет, тем лучше для нее. А потом, нехорошо так долго держать все селение в трауре. Нужно освободить от него людей, тогда им снова можно будет бить в барабан. Дети снова смогут громко кричать и веселиться по вечерам, мужчины смогут сбрить бороды, а женщины — снять черные травяные юбки и черные браслеты.
И вот большой день настал. От множества очагов, на которых сейчас готовили пищу, дым поднимался такой, что, казалось, в селении пожар. Все бегали, шумели, что-то делали, старались успеть как можно больше. Три воскресенья селение будто спало, а сегодня проснулось.
Резали свиней, и их визг разносился из одного конца селения в другой. Загремели долго молчавшие барабаны. Их грохот, похожий на гром, взлетел высоко над верхушками саговых пальм — и о том, что траур кончается, узнали соседние селения Хеатоаре и Саваивири.