Крокодил
Шрифт:
Так вот, значит, какая она, эта огромная деревня! У народа эрема нет ни одного селения, где бы о ней не слышали. В наступавших сумерках хануабадцы торопливо взбирались к ним на лакатои. Всем, как полагается по обычаю, роздали бетель, и гости с хозяевами заговорили, перебивая друг друга. Жены перекупщиков принесли только что приготовленные ямс и рыбу в кокосовом масле. Как хорошо поесть такой еды после долгого путешествия по морю!
Смотреть на жителей Хануабады Хоири было интересно, но еще интересней было смотреть на грузовые и легковые автомобили. Пока еще он их видел только издалека. И, оказывается, лакатои,
— Когда мы пойдем к дяде Аравапе?
— Скоро, но сперва садись поешь ямса и рыбы, а уж потом мы пойдем,—сказал Хоири отец.
Аравапе уже знал, что приплыла лакатои из родных мест. Наконец его хозяева закончили ужин, и он начал торопливо мыть посуду. Ели они всегда понемногу, тем, что они оставляли на тарелках, можно было наесться досыта. Он прибыл сюда год назад и все это время работал только у них.
— Так я и знал, что это вы,— сказал Аравапе, пожимая и не отпуская руку Севесе. Слова лились из него настоящим потоком.— И смотри, кого ты привез! Уже совсем большой, впору жениться. Подумай об этом, Севесе.
— Поэтому и приплыли. Хотим достать побольше браслетов из раковин, ведь они понадобятся в день свадьбы. Я решил: возьму-ка его с собой, пусть узнает, каково собирать выкуп за его будущую невесту. Может, тогда постарается выбрать жену получше, чтобы не кривилась, как от боли, когда кто-нибудь из наших родственников зайдет к нам в хижину.
Дядя Аравапе приподнял подол своей белой рами, порылся в карманах шорт под ней и достал пачку печенья.
— На, — сказал он и протянул печенье Хоири, — думаю, тебе понравится. Только из-за вкусной еды белых людей я и не уезжаю из Порт-Морсби.
Аравапе пошел впереди, они за ним. Дядя был худой и высокий, шагал широко, поэтому угнаться за ним было очень трудно. К тому же острые камни больно кололи и царапали пятки, и со лба Хоири стали падать капельки пота.
— Почему мы так спешим? — спросил Хоири в надежде, что дядя замедлит шаг.
— Скажу, когда придем ко мне, а сейчас иди и не отставай,— отрезал дядя Аравапе.
За все это время им не встретилось на улице ни души, и было видно, что дядя Аравапе начинает очень тревожиться. И тут подъехала машина и остановилась около них, в ней открылась дверка и на дорогу спрыгнул человек. Догадаться было нетрудно: машина полицейская. У всех полицейских, сидевших в ней, кожа была темная.
— Вы что, не знаете, что уже десятый час?
— Но этот человек и его...— начал было дядя Аравапе.
Капрал оборвал его:
— Объяснять будешь в полиции начальнику, а сейчас лезьте в машину, все трое.
В крытом кузове от прохладного ночного воздуха пот быстро высох. Отец и дядя Аравапе молчали, лица у них были сумрачные.
— Но почему нельзя ходить после девяти часов?
— Здесь не как у нас в селении, — попытался объяснить Хоири отец. — Это там мы можем ходить когда хотим, а в 'Порт-Морсби живут белые люди. У них есть законы, которые говорят, когда надо ложиться, а когда вставать.
— До чего же глупо так жить! Получается, что все, у кого темная кожа, должны делать, как
— Да нет же,— немного сердито сказал отец.— Этот закон их не касается, потому что они не ходят, как мы, а ездят в машинах. Но даже если полиция увидит, что они идут пешком, она все равно их не заберет.
Они уже довольно долго сидели в полицейском участке, когда Аравапе воскликнул:
— Смотрите, вот пришел мой таубада!
Хозяин дяди Аравапе пришел, чтобы уладить дело своего слуги. Теперь было уже не страшно. Таубада о чем-то долго говорил с полицейскими, а потом им выпустили. Хоири подумал: какой же хороший человек таубада дяди Аравапе!
Те недели, пока они плыли, главной их едой была похлебка из саго, сваренного в соленой воде, и после нее еда, которую не доедали хозяева дяди Аравапе, казалась особенно вкусной. Она была жирная, глотать ее было куда легче, чем сухое саго. Вообще-то они иногда и дома едят пищу, в которую положено масло, но у масла, которое кладут в пищу белые люди, вкус не такой, как у кокосового, которое кладет тетя Суаэа,— оно жирнее и гуще.
Тут Хоири почему-то вспомнились огромные удавы в лесах вокруг Мовеаве — те, прежде чем заглотать живьем свою жертву, смачивают ее изо рта маслянистым пищеварительным соком.
— Еда белых людей очень бы подошла нашим самым дряхлым, беззубым старикам,— сказал Хоири.— Их детям не нужно было бы разжевывать для них саго. Плохо только, что эта пища быстро переваривается, поэтому нужно, чтобы ее было много-много, а то старикам скоро опять захочется есть.
Отец и дядя Аравапе рассмеялись, а потом дядя Аравапе сказал:
— А что ты думаешь? Хоири прав. Уж я-то это хорошо знаю — ведь я повар, готовлю для них еду. У них каждый день, кроме большого обеда и большого ужина, еще много маленьких. Они называют это чаем, но к чаю я подаю им много всякой другой еды.
— Интересно, пробовал какой-нибудь белый человек грызть сухую палку саго? — спросил Хоири.
— Ну и глупости же ты говоришь!—сказал отец. — Ни кусочка бы не отгрызли. Но даже если бы кто-нибудь из них и сумел отгрызть кусочек, тот острыми краями пропорол бы ему кишки — ведь кишки у них нежные, привыкли к вкусной и мягкой пище. Подожди, пока синабада твоего дяди Аравапе увидит тебя и разрешит тебе войти в дом — тогда ты сам увидишь, как живут белые люди.
Что ни день, то открытие: надо же, мужчина, а стирает одежду! А ведь это дело не для мужчин. Другие мужчины из их селения, если бы увидели, что дядя Аравапе стирает, стали бы его презирать. Дядина жена никогда бы не допустила, чтобы ее муж этим занимался. Все, а особенно родственницы мужа, ее бы тогда просто со света сжили. К счастью, до дома отсюда далеко, дядю Аравапе никто не видит. Но все равно, что это за жизнь? Да, еда и вправду здесь хорошая, хотя большей частью это объедки со стола хозяев. И что из того, что у дяди есть тут крыша над головой? Ведь он живет здесь один, в разлуке со своей женой и детьми. Женщины у него, наверно, есть — вон их сколько, незамужних папуасок с красивыми татуировками, которые начинаются на лице, а кончаются бог знает где. Но дядя скуповат, и никакая татуировка под пупком у женщины не заставит его расстаться с десятью шиллингами, которые он получает за месяц работы.