Крокодилия
Шрифт:
— Выглядит потрясающе, — сказал я.
— Каждый создает себе собственные джунгли.
Последнее из писем, которое я прочел, изменило мое отношение к Билли Кроу. Прежде я воспринимал его, как всемогущего шамана, неуязвимого наставника, теперь же понял всю уязвимость и тоску его хрупких зеленых глаз. Это не ослабило его власть надо мной, нисколько. Напротив, даже сделало ее крепче. Я хотел и обладать им, и защищать его. Многое в письмах по-прежнему меня беспокоило. Вещи, казавшиеся непонятными. То, что мне надо было спросить у него.
— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я это делал.
— Тогда не делай.
— Мне
Он сел на один из черных деревянных стульев, машинально гладя себя по груди и животу.
— И в чем же дело? — улыбнулся он.
Я сел на соседний стул.
— Ты говорил мне, что когда ты переехал сюда, ты был с Дэвидом и его братом.
— Говорил.
— Дэвид и Тео, о которых ты писал в письме?
— Да, говорил. Слушай, я вправду не хотел бы…
— Но моя сестра видела их, Билли. Она мне говорила о вас троих, как только я переехал сюда. И она сказала, что…
— Что же она такое сказала, Доминик?
— Она сказала. Ну, во-первых, что они не были близнецами…
— А во-вторых?
— Что они оба одевались, как ты. — Я внимательно взглянул ему в глаза. — Ты об этом в своих письмах не упоминаешь. Напротив, из твоего описания Дэвида — и судя по той фотографии, которая у меня есть, он выглядит совершенно по-другому. Больше похож на меня, можно сказать.
Билли смутился на минуту, улыбнулся, вздохнул.
— Так ты хочешь нестись сломя голову? Узнать финал раньше, чем всю историю?
— Но мне надо.
— Тебе надо, вот как?
— Да. Мне кажется, ты мне не все говоришь.
— То, чего ты не знаешь, это как раз и важно. Хорошие истории всегда такие. История должна тебя полностью захватить.
— Но Билли…
Он протянул руку, погладил меня между ног.
— Хочешь услышать историю? — спросил он, расстегивая мне ширинку. — Рассказать тебе, какой должна быть история? — Он достал мой член и принялся яростно дрочить. — История должна крепко тебя схватить, увлечь с самого начала. — Он дрочил, нашептывая мне в ухо, иногда касался языком шеи. Я раздвинул ноги и откинулся на стуле. Я был беспомощен в его умелой хватке. Его дыхание было горячим и властным. — Она должна полностью тебя захватить. — Он оттянул кожу, обнажив красную пульсирующую головку. — Ты будешь хотеть все больше и больше. Она превратит тебя в беспомощного кролика. Ты живешь ради истории. Тебе нужна эта история и только она. — Он поцеловал меня, язык раскрыл мои губы, схлестнулся с моим языком. Свободной рукой он задрал мне рубашку и принялся щипать соски, пока они не напряглись. — Хорошая история начинает контролировать твою жизнь. Ты забываешь реальность, не знаешь, где ложь, где правда. Где твоя жизнь, а где эта история. У истории возникает своя собственная жизнь. Свое собственное тело… — Я почувствовал, как мой член спазматически дергается в его руке, мышцы живота сокращаются, позвоночник изгибается на деревянной спинке стула. — История заставит тебя все время хотеть узнать, что же произойдет дальше. Пока она не станет более важной, чем твоя жизнь, твоя собственная история. Ты слышишь меня? Тебе надо будет знать, что случится дальше. Как все закончится. Как надо ее будет кончить, кончить, кончить… — и тут моя сперма брызнула на паркет.
Билли поцеловал меня.
— О, я всем управляю, —
— Не знаю, — признался я.
— А раньше знал. Интересно, что же изменилось? Интересно. Может, это мои крокодилы тебя напугали? В любом случае, я скоро уеду.
— Уедешь? — паника охватила меня. — Куда?
— Ну не могу же я здесь оставаться. Ничто не продолжается вечно.
— Но куда же ты поедешь?
— Куда-нибудь в другое место. Всюду более-менее одинаково.
— И когда?
— Довольно скоро. Достаточно скоро для нас обоих. Такие вещи должны происходить вовремя. Я всегда уезжаю очень быстро. Единственное, что я оставляю позади, это мои крокодилы. Мне не так много придется забирать. Разве что фотографии. Конечно, я возьму их. Как-нибудь ты проснешься, а меня уже нет. Как будто вообще никогда и не было. — Он улыбнулся. — А теперь можешь идти. У меня еще полно работы.
Когда я вернулся, родители пили чай с тортом.
— Ты подзадержался, — заметила Анна.
— Билли нужна была помощь.
— Один из этих твоих друзей? — поинтересовалась мама.
— Да, — сказал я. — Верно.
— Доминик мне рассказывал, как много он завел друзей с тех пор, как уехал из дома. Как будто это моя вина, что раньше у него не было друзей.
— Может, так оно и есть.
— Ну что ж, другого от тебя и не ожидала. Но, по крайней мере, я тебя не скидывала с лестницы всякий раз, когда ты начинала плакать и…
— О, смени пластинку, мама.
— Очень вкусный торт, — заметил отец. — Ты его сама делала?
— Нет, — отрезала Анна. — У меня нет на это времени.
— Чем же, интересно знать, ты занимаешься целый день? — усмехнулась мама. — Современный дом, вроде этого, не очень-то часто нужно убирать.
— Но не тогда, когда он тут.
— Он?
— О, догадайся, о ком я. Я ведь не Стивена имела в виду, правда?
— Да, он слишком большой — не ударишь.
— О, Господи. Поверить невозможно. — И она выбежала из комнаты.
Мама выглядела довольной и улыбалась.
— Давай-ка, Сидней. Мы уходим. Только зайду в туалет.
Когда она вышла, отец взглянул на меня.
— Ты не должен ненавидеть свою мать. Она много пережила. Ей нелегко приходилось. Она слишком многого хотела и почти ничего не получила. Мне кажется, она сейчас немного не в себе. Потеряла несколько шариков, бедная старушка. Но она заботится о вас. Просто не знает, как это выразить.
Я взглянул на него в изумлении. Это была самая длинная тирада, которую я слышал из его уст.
— Я не ненавижу ее, — сказал я. — Просто она…
— Ты будешь горевать, когда ее не станет, — подытожил он.
Вечером я пошел повидать Сэма. Мы несколько часов просидели на его постели, разговаривая. Его мать отправилась к очередному любовнику.
— Можешь мне дать свою фотографию? — попросил я.
— Надо поискать. А зачем тебе?
— Хочу носить с собой. Если у меня начнется депрессия, и все будет казаться мрачным, я просто взгляну на твое лицо.
Я дотронулся до его щеки. Почему я так любил его лицо? Почему оно занимало больше места в моей душе, чем все остальные лица? Чем все лица, которые я когда-либо видел?