Кроссовер масок

Карпо Катти

— Ух ты, красотища какая!

Насупленная Аркаша обернулась. Воспитательница Варюша, нагнувшись над столом Борьки-соплежуйки, восхищенно рассматривала его рисунок.

— Жираф как настоящий вышел! Умница. Теперь раскрась его, а вечером покажешь маме, чтобы гордилась. Она похвалит тебя за такую красоту. И любить тебя еще больше будет!

Аркаша навострила уши.

— Похвалит? — с расстановкой произнесла она.

Все еще улыбающаяся воспитательница Варюша повернулась к ней и кивнула.

— Конечно же, похвалит.

—

Меня похвалит, — вмешался Борька-соплежуйка и гордо шмыгнул носом.

— Если нарисовать жирафа красиво, то за это тебя точно похвалят, — продолжала размышлять Аркаша. — А обнимут?

— Конечно. Это тоже своего рода похвала.

— И будут любить?

— Ну конечно.

— Точно?

— Конечно!

Аркаша, посерьезнев, кивнула и повернулась к своему все еще пустому листку. Ей необходимо было нарисовать красивого жирафа, чтобы потом показать рисунок тете Оле. И тогда тетя похвалила бы ее. И обняла. И полюбила бы.

Аркаша очень старалась и вечером, полная надежд, продемонстрировала жирафа тете Оле.

— Что за каля-маля? — буркнула Ольга Захарова, отпивая дешевое вино прямо из коробки.

— Жираф. — Аркаша предвкушала похвалу и объятие.

— С кем спарилась жирафиха, чтоб получился такой уродец? — поинтересовалась тетя Оля, нащупывая ногой тапок под кофейным столиком.

Девочка затруднилась с ответом, а потому просто снова указала на сам факт:

— Но это жираф.

Однако тетя Оля не спешила хвалить ее, и девочка никак не могла понять причину.

— Выкинь это убожество, а то оно ночью мне сниться будет.

Обещанной похвалы не последовало, и Аркаша, поразмыслив, пришла к выводу, что ее рисунок был ужасен. За ужасный рисунок тетя Оля не станет ее любить.

Девочка стала рисовать жирафа каждый день — снова и снова. Усердно копировала цвета его шерсти с картинки-примера, аккуратно выводила все контуры и показывала рисунки воспитательнице Варюше, чтобы оценить и ее реакцию. К удивлению Аркаши, та беспрестанно восхищалась талантом девочки, а вот тетю Олю жираф отчего-то по-прежнему не впечатлял.

«Должно быть лучше. Все должно быть лучше», — думала Аркаша, постепенно проецируя эту мысль на каждое свое действие. Ведь то, что не идеально, не может понравиться тете Оле. И она не полюбит свою бездарную племянницу.

Однажды холодным осенним вечером, когда пришедшая в детский сад за своей подопечной Ольга Захарова, сдерживая раздражение, наблюдала за тем, как, стоя у шкафчика, торопливо одевалась Аркаша, ее окликнула воспитательница Варюша.

— Не уделите мне пару минут?

Ольга Захарова мрачно взглянула на улыбающуюся женщину.

— Одну минуту.

Улыбка сползла с лица воспитательницы Варюши. Она была добродушным человеком, всем нравилась и всем старалась угодить, и поэтому грубые интонации, которые прозвучали в голосе высокой светловолосой женщины, каждый вечер самой последней из родителей приходящей за своим ребенком,

стали для нее полной неожиданностью.

— Тогда... тогда я подожду вас в игровой комнате группы, — пролепетала Варюша, вцепляясь в подол своего милого, как она считала, платья.

— Зачем меня ждать? — Левый уголок густо накрашенных губ Захаровой пополз вверх, создав такой впечатляющий оскал, что Варюша невольно попятилась, мысленно коря себя за то, что накануне до поздней ночи смотрела фильм про каннибалов.

— Ну... чтобы вы помогли Аркаше одеться.

— Сама оденется. Не маленькая.

«Но она и правда маленькая», — хотела возразить Варюша, но так и не посмела.

— Хотя... — Ольга Захарова воровато оглянулась по сторонам. — И правда, подождите-ка меня в этой вашей группке. Помогу девчонке, а то ведь не справится бестолочь.

Дождавшись, когда так и не посмевшая возмутиться воспитательница скроется за дверью игровой комнаты, Ольга Захарова подскочила к Аркаше. В раздевалке группы они были совершенно одни — остальных детей уже давно забрали, — поэтому женщина, особо не таясь, сунула в руки подопечной пачку ментоловых сигарет.

— Спрячь куда-нибудь, соплячка. Хотела выкурить, как только мы выйдет отсюда, так на тебе — и этой маленькой радости лишают. Лахудры твои, между прочим. Видишь, как юбочка моя плотненько к бедрышкам прилегает — красота! Ни карманов, ничего — некуда убрать. А в сумочке помнется пачка. Так что спрячь. И не мни сама. Поняла?

Аркаша кивнула, послушно пряча пачку сигарет в карман комбинезончика.

— Щас приду. А ты стой тут и изображай пограничный столб. Справишься?

— Да.

Постукивание каблучков передавало все раздражение владелицы. Передумав открывать дверь пинком, Ольга Захарова пихнула ее ладонью и окинула презрительным взглядом вздрогнувшую от оглушительного грохота воспитательницу.

— Помогли? — робко спросила Варюша.

— Чё? — Ольга недоуменно прищурилась.

— Аркаше.

— А... — Захарова похлопала себя по бедру в поисках зажигалки, но тут вспомнила, что она в новенькой юбке без карманов, зажигалка засунута в полупустую пачку сигарет, оставшуюся у соплячки, а сама она пребывает в помещении, в котором витают отвратительные запахи молока и масла и в котором — черти всех побери! — запрещается курить. От этого факта Ольга разозлилась еще больше. — Натянули ей трусишки, да.

Варюша обескуражено уставилась на собеседницу. Присутствие этой дамы в короткой юбке и кожаной куртке, которая не замечала, как ее высокий острый каблук сапога вдавливается в шею плюшевого котенка, лежащего на полу, нещадно действовало на ее психику.

— Ну? Осталось тридцать четыре секунды из той минуты, что вы у меня выторговали, — мрачно заметила Ольга Захарова, вновь привычным движением похлопывая себя по бедру.

— Ох, извините. — Воспитательница постаралась взять себя в руки. — Это насчет Аркаши.