Кроссовер масок
Шрифт:
— Ой. — Она выронила тефтельку.
— Чуть-чуть, — шепнул юноша, — можно мне еще чуть-чуть побыть так?
— А... ладно. — Аркаша смиренно сложила руки на коленях, ощущая, как теплое дыхание Маккина шевелит ее взлохмаченные пряди, и те, скользя по воздуху, задевают локоть.
— Крутящийся вокруг русал с севера будет выставлять тебя в неприглядном свете. Одумайся.
— Пусть другие одумываются. — Аркаша сложила пальцы в кулаки и тюкнула ими друг о друга, изобразив приветственный (и воинственный) жест старосты вервольфов Рудольфа Фрая. — Ты лучше многих и вовсе не обязан
— Я могу крутиться рядом? — Маккин сжал ее сильнее, и Аркаша всерьез забеспокоилась, что поглощенные тефтельки перепутают направление и дружно замаршируют обратно.
— Да, — просипела девушка. — Не будешь ты, прилипну я. А я временами бываю упорной. Наверное.
Маккин отстранился и поспешно прикрыл заалевшие щеки ладонями. Помявшись немного, он неуверенно, но довольно бодро предложил:
— Рогалик будешь?
Стакан выскользнул из рук девушки и с тяжелым стуком рухнул на стол, лишь каким-то чудом не разбившись.
— Какой рогалик?
— С крошкой шоколадной. — Маккин растерянно покосился на тарелку в своих руках, совершенно не понимая, почему Аркаша смотрит на сладкие рогалики так, как будто те могут внезапно атаковать.
Глава 4. Мальчик и его снег
Все краски меркнут в холоде жестоком,
Цвета становятся пустой незримой тенью,
Сиянье сгинет без следа во льду глубоком,
И обратится жизнь моя простой мишенью.
И стынет в жилах кровь, и губы снег кусает,
Дыханье облачком последним рвется в небеса...
Тепло твоей руки меня никак не отпускает,
Твоя поддержка помогает верить в чудеса.
И в лютый холод мне проложен путь без сожалений,
Покуда снег твой заключен в касаниях нежных,
Не страшен больше лед и мерзлых тишина мгновений,
Ведь под защитой я в твоих объятиях снежных.
Проснулась Аркаша вместе с рассветом. Вчерашний вечер она помнила смутно. Сытный ужин отпечатался в подкорке как одно из приятнейших воспоминаний, а что было дальше — все как в тумане. Похоже, она умудрилась вырубиться. Вчерашняя нагрузка все-таки истощила тело. Хотя продержалась дольше, чем могла даже мечтать.
Забросив посапывающего Гучу на плечо, Аркаша заправила кровать и уселась на покрывало. Положив скунса на колени, она принялась поглаживать его мягкую шерстку.
На кровати напротив пошевелился во сне Маккин. Одеяло сползло, обнажив грудь юноши.
«Красивый... — Аркаша задумчиво накрутила на палец длинные шерстинки со спины Гучи. — Повезло рыбкам. Могли любоваться им целыми днями... О, а теперь и я могу. Повезло мне».
Стараясь не шуметь, девушка проскользнула в ванную комнату. Умывшись, она на цыпочках прошлась по помещению и растерянно замерла у стола. Если будет и дальше шататься здесь, то всех перебудит.
«Теньковская, марш на утреннюю пробежку! — скомандовала себе Аркаша, вспомнив, что в последние дни рьяно отлынивала от нее. — А иначе Коля будет в ярости и заставит делать на двадцать приседаний больше».
Остановившись у двери, Аркаша прижалась к ней лбом.
Утро выдалось прохладным. Аркаша, предусмотрительно отойдя подальше от мужского общежития Сириуса, устроилась на корточках на дорожке, проверяя, надежно ли завязаны шнурки на кроссовках.
Неплохо бы побегать подольше. До одурения. Чтобы гложущие ее со вчерашнего дня чувства разочарования и злобы на саму себя покинули тело вместе с потом.
Оглядевшись, Аркаша неспешно побежала по пустынной дорожке, намереваясь обогнуть здание женского общежития Сириуса. Где-то в той стороне, как рассказывал Маккин, можно было выбраться в зону, где единолично властвовала весна. Если там найдутся тропки для пробежки, то это будет идеальным местом для тренировок. Не холодно, но и не жарко. Аркаше хотелось когда-нибудь заглянуть и в зоны, где единолично властвовали лето, осень и зима, но, к сожалению, путь к ним преграждал Туманный Лабиринт, куда, как предупреждал Гуча, лучше не соваться. Да она, в общем-то, и не собиралась так поступать, помня о желто-алых глазах, смотрящих на нее из глубин Лабиринта, а затем последовавших за ней и дальше, вглубь Блэк-джека. Лабиринт — туманная ловушка, и если уж придется убегать, то лучше обеспечить себе более обширную территорию для маневрирования.
Переходя через гигантский каменный мост, соединяющий пустынную площадку за женским общежитием Сириуса с холмистой грядой, поросшей молодым лесочком, девушка разминалась на ходу, проделывая руками круговые движения. На открытом пространстве нещадно дул ветер, и Аркаша, облаченная в очередную позаимствованную у Маккина футболку и шорты, потирая оголенные руки, всерьез подумывала вернуться и наглым образом свистнуть у соседа и спортивную кофту.
Добравшись почти до середины моста, Аркаша внезапно заметила у перил фигуру. Остановившись, она присмотрелась внимательнее и, узнав ее, удивленно заморгала.
Луми сидел прямо на каменных плитках, сложившись уютным неподвижным клубочком: руки — на согнутых в коленях ногах, голова с шапкой пушистых снежных волос покоилась сверху. Под коленями юноши, хитро подмигивая ярким апельсиновым боком, притаился чарбольный мяч.
Стараясь не шуметь, Аркаша опустилась рядом на корточки.
Едва слышимое дыхание, подрагивающие во сне ресницы, до дрожи тончайшая белоснежная кожа — посмей дотронуться и хрупкая фарфоровая фигурка покроется паутинкой трещин. Снежок, настоящий Снежок.
Аркаша до боли зажмурила глаза, прогоняя наваждение. Луми — не ломкое стекло, не тающая в руках льдинка и, конечно же, не хрупкий фарфор. Фарфоровая статуэтка не стала бы играть в один из самых жестоких видов спорта волшебного мира.
Чувствуя кончиком носа мягкость ткани кофты юноши, — разглядывая его спящее лицо, она придвинулась совсем близко, борясь с желанием устроить подбородок на его согнутой руке и разделить с ним это невесомое ощущение уюта, — и глубоко вдыхая едва уловимый сладковато-ледяной аромат, исходящий от его кожи, Аркаша медленно открыла глаза. И тут же наткнулась на пристальный взгляд.