Кровь ангелов
Шрифт:
Но, по крайней мере, она до сих пор жива.
И именно из этого придется исходить.
— Меня зовут Нина Бейнэм, — говорит она.
Кажется, он отходит слегка в сторону. Она чувствует, как он смотрит на нее сверху вниз. Она лежит в неуклюжей позе, на спине, но ее руки связаны за головой, чуть ниже затылка. Ноги, похоже, свисают вниз, а затем сгибаются в коленях.
— У меня замерзли ноги.
Ответа нет, и она решает ничего пока больше не говорить.
Нина до сих пор не пришла в себя окончательно. Вероятно, ее ударили по голове, а потом чем-то одурманили. Она никогда не принимала рогипнол и
Ее не оставляет странное ощущение, будто она в той самой комнате наверху, с креслом, хотя сейчас это кажется крайне маловероятным. Возможно, это было раньше. А может быть, она вообще там никогда не была.
На ее слова никто не отвечает, так что пока лучше молчать, чтобы не было повода снова дать ей какой-нибудь наркотик.
Мужчина отходит на некоторое расстояние и садится — она слышит, как что-то проминается под ним. В комнате царит полная тишина, хотя она слышит звуки, доносящиеся снаружи, — те самые, происхождения которых не могла понять, когда начала приходить в себя. Она полагала, они раздаются из леса. Но это не так. Нина пытается пока что особо к ним не прислушиваться. Ей нужно понять, что происходит, чтобы не делать ложных предположений и не строить иллюзии. Она не в той ситуации, когда можно позволить себе совершать ошибки.
Внезапно раздается еще один звук, неожиданно громкий.
Это звонок сотового телефона, простой и прозаический. Она узнает мелодию — одну из стандартных заводских установок, ставших частью фонового шума современной жизни.
Телефон звонит и звонит, а затем замолкает.
Вскоре она слышит, как скрипит сиденье: мужчина снова встает.
Ее тело напрягается. Она думает о том, не сказать ли еще что-нибудь, попытаться с ним договориться. Нет, не просить о пощаде. Пока.
Он подходит ближе. Слышно его дыхание.
— Открой рот.
Голос тих и спокоен. Возраст определить невозможно, но это точно мужчина.
У нее нет никакого желания открывать рот. Она сжимает губы, понимая, что это лишь попытка сопротивляться на фоне полного бессилия. Впрочем, не важно. Больше ей все равно ничего не остается.
— Открой.
Страх перед тем, что он может сделать, охватывает ее; но куда сильнее страх того, что случится, если она будет продолжать упираться. Если он хочет, чтобы ее рот открылся, он откроется. Для этого вполне хватит обычного молотка.
Она открывает рот.
Туда что-то вкладывают — нечто сухое и неприятное. Когда ей завязывают узел за головой, она понимает, что это кляп. Она судорожно сглатывает, осознав, что ее положение теперь оказывается намного хуже прежнего.
Десять минут спустя он уходит. Она слышит, как закрывается дверь. И звук этот снова кажется ей несколько странным.
Нина уже меньше злится на себя. Возможно, стоило притвориться, будто она все еще без сознания, но вполне вероятно, что он все равно принял бы меры предосторожности. Даже странно, что он не сделал этого раньше. Либо не ожидал, что действие снотворного прекратится столь быстро, либо ему уже прежде приходилось заниматься подобным и он знал, что человек без сознания может задохнуться, если у него что-то во рту.
Так или иначе, кляп мог оказаться во рту вовсе не по ее вине. Отлично.
Она знает, что Рейдел, вероятно, ранен, а возможно, и мертв. Это плохо. Она знает, что похититель сумел войти в отель и снова выйти из него вместе с ней и никто его не остановил. И это тоже плохо.
Она пытается понять, как долго она была без сознания. Вероятно, пару часов, хотя, судя по ощущениям, может быть, и дольше.
Чем больше она приходит в себя, тем больше возникает в мозгу туманных воспоминаний из прошлого. Воспоминаний реальных событий, включая тот случай, когда ее едва не убили год назад в горах Монтаны. Отбрасывая прочь это воспоминание, Нина вдруг понимает, что она здесь уже несколько часов и никто не придет к ней на помощь.
Это плохо. И вдвойне плохо потому, что за это время напавший на нее мог оказаться достаточно далеко от места похищения.
Вероятно, плохого значительно больше. Но и того, что она знала, было вполне достаточно. Все очень плохо. За исключением одного…
Уорда не было там, в номере, вместе с ней, и значит, скорее всего, с ним ничего не случилось. Это хорошо.
Если только…
Нина чувствует, как у нее что-то сжимается внутри. Если встреча, на которую поехал Уорд, была подстроена, чтобы их разлучить, тогда — хуже некуда. Если это не убийца из Торнтона, как она предполагала, то это могли быть только «соломенные люди».
И в таком случае Уорд может оказаться…
Мертвым посреди комнаты, лежащим на окровавленной кровати. Мертвым в темном переулке, наполовину заваленным мусором. Мертвым в машине, с размазанными по стеклу мозгами и бледным как воск лицом.
Нет.
Нет. Внезапно она почувствовала, как напрягаются все мышцы ее тела, пытаясь отчаянным усилием сорваться с места. Ее путы даже не натянулись, однако боль от врезавшихся веревок удержала разум от падения в бездну, в которую он готов был рухнуть.
Она решила немного полежать неподвижно, ни о чем не думая. Плохое никогда не становится лучше лишь от того, что о нем постоянно размышляешь. Впрочем, если пытаться не думать о плохом — лучше оно тоже не станет.
Нужно просто подумать о чем-нибудь другом.
Она пытается отвлечься, насколько это возможно, но вскоре понимает, что ею овладевает новое чувство, от которого она отчаянно пыталась защититься большую часть своей жизни. И тем не менее оно — коварный пришелец и знает, что делать, проникая все глубже в ее разум.
Она пытается дышать глубоко и ровно. Это помогает, но не слишком. Приходится смириться с фактом.
Ей страшно.
Ей очень, очень страшно.
Глава 22
Я сидел в машине на парковке возле «Мэйфлауэра», куря сигарету за сигаретой. Возвращаясь в город, я проехал мимо «Холидей-инн», и там уже полно было озабоченных мужчин и женщин в ветровках с буквами «ФБР» на спине. Полицейских машин тоже хватало, и, похоже, в ближайшее время ожидался приезд команды журналистов, которой впору было освещать Олимпийские игры. Случившееся оказалось в руках тех, кого я не вполне понимал и кому не доверял. Я не смог бы подойти к Монро, даже если бы захотел. На случай необходимости у меня был номер его телефона. А пока что я сидел один на парковке возле какого-то дурацкого бара.