Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Эй! Побереги-и-ись!
Род дёрнул край слеги, и она рухнула вниз на рассыпавшихся в страхе охранышей.
Орлу пришлось обратиться в ящерицу, чтобы переползти многоскатную кровлю. Вот и однодеревый жёлоб для водостока, накрытый доской, превратившей его в трубу. Выдержит ли?..
Когда висопляс [497] с окровавленными руками почуял ступнями землю, он увидел себя в раю. Яблони шумели над ним, звеня зелёными завязями. Цветы пьянили взор, услащали воздух. Резные
[497] ВИСОПЛЯС - акробат.
– Силы небесные! Ужель это ты, Родислав Гюрятич?
– закричала она, всплескивая руками.
Качели остановились. Она сошла наземь. Трудно было в этой тучной боярыне узнать прежнюю Лиляну.
– Годы тебе нипочём, Родислав Гюрятич!
– радуясь неожиданной встрече, улыбалась она.
– Как встарь, по теремам лазаешь, разве что без когтей железных, - И побелела вдруг: - Да у тебя все руки в крови!
– Где выход?
– хрипло спросил Род.
– Выход? Вон выход, - указала Лиляна на потайную калитку, скрытую в кустах, и повелела одной из девушек: - Отопри боярину!
– Боя-а-а-рину!
– недоверчиво проворчала красавица в красном сарафане, отодвигая засов.
Должно быть, вид Рода не внушал уважения.
– Ух, спас Господь!
– перевёл дух Силка, подводя коня.
– Как ты здесь оказался, кстати?
– спросил Род уже на скаку.
– Вижу, кмети дом окружили, а ты в вышине оказываешь своё искусство, вот я и рассчитал, где нам свидеться, - легко объяснил расторопный слуга.
– Куда мы теперь?
– обеспокоился Род, видя, что Силка не направляется за город.
– К Вятчанину. Он укроет.
Шишонка и в самом деле, с двух слов сообразив положение, увёл их в подклет, сдвинул кадь овса с крышки подпола, и изумлённый беглец узрел знакомый спуск в подземелье: та же лестница без второй ступеньки, тот же, но уже древний сруб, в коем по- прежнему недостаёт двух брёвен.
– Здесь… здесь… - в ужасе отшатнулся он.
Шишонка вздул фонарь и деловито молвил:
– Ты угадал, Найден. Здесь был терем Степана Кучки. Князь сжёг его. Я ж на боярском месте свой дом возвёл. Спрячем-ка тебя тут, а за полночь выведем под землёй к речке Рачке, а там оврагом за Мосткву-реку, и - черт не сыщет!
В подземной каморе, где Петрок с Кисляком пытали Офимку, было даже уютно. Стены обмазаны глиной, побелены, под ногами тканые половики.
– Я тут порой отдыхаю от излишних шумов, - сообщил Вятчанин.
– Силка!
– распорядился он.
– Принеси господину рукомойный таз с потиральцем… Ишь как руки ободрал!
– заголил он рукава Роду.
– Сейчас мы все обработаем. Силка!
– крикнул вдогонку, - Вели готовить естьё, а кому - не сказывай. Сам сюда принесёшь.
Вскоре и стол был накрыт. Не только естьё, но и питьё услаждало взор. Уютно в гробовой тишине при светильниках
– Вот теперь и нальём за встречу, - распоряжался Шишонка.
– Не ведаешь, здесь ли боярин Короб Якун?
– на всякий случай полюбопытствовал Род, надеясь в трудный час обрести ещё одного старого, доброго приятеля.
– Якун? Короб?
– переспросил Шишонка.
– Слыхивал о таком. Он Гюргию Владимиричу служил, а с Андреем Гюргичем вдрызг рассорился. Говорят, прозябает ныне у своего нового государя Михаила Гюргича. Тот был изгнан братом Андреем, потом вернулся, в усобицах потерял удел, приютился в Чернигове.
Заскрипела лестница. Из противоположной двери, через которую четверть века назад проник в этот погреб Петрок Малой, чтоб похитить детей казнённого им Степана Ивановича, вошёл не кто иной, как Яким.
– Уф!
– перевёл он дух.
– Так и знал, что ты здесь укрылся, несчастный братец. Великокняжьи обыщики за тобой рыщут по всей Москве. Не ровен час, наведаются к Вятчанину.
– Тут им не повезёт, - пробурчал Шишонка.
– Как Андрей некстати появился?
– до сих пор недоумевал Род.
– Опять нюхалка Вевейка?
– В Боголюбове оставили злицу, - мотнул головой Яким.
– Сиделка из неё никудышная.
– Он налил себе до краёв и потянулся к Роду, чтобы содвинуть кубки.
– Кто мог предполагать, что Андрей не заснёт после обильных яств? Пладенный сон его не взял. Решил проведать умирающую. Неслучай, и только.
Со своим кубком приподнялся Род. И внезапно ощутил дрожь в коленях. Спешно поставил кубок, расплескав вино. Вышел из-за стола, торопясь к одру, и… не смог шагнуть. Испуганными глазами уставился на пол, сплошь покрытый слоем каких-то липких подвижных частиц. В воздухе замелькали цветные пятна. Стол заколыхался. Стены покрылись паутиной. Лица Шишонки и Якима то исчезали, то появлялись вновь…
Нечто похожее приключилось с ним в отрочестве в зимнем лесу, когда, проблукав три дня, он ни на миг не сомкнул очей, остерегаясь волков. Цветные пятна, исчезающие деревья… Хвала Сварогу, волхв Букал отыскал его лыжный след, приволок пестуна домой.
Теперь нет Букала. Теперь ему много хуже. Отнявшая ноги слабость не даёт устоять. Он пошатывался, как быльё на ветру. Сердце пронзила боль. Лютым хладом дохнула смерть. Вовсе не та, что ему пророчили.
– Не моя! Не моя!
– шептал Род, рухнув на дощатое ложе, застланное кошмой.
Что же это, живое, все наполняющее, могучее, разом покинуло его, выдернутое насильно? И опустело тело, словно безъядерный орех.
Яким с Вятчаниным поначалу опешили, затем бросились к нему.
– Помилуй, братец! Что стряслось?
– теребил Кучкович.
Шишонка, приподняв голову упавшего, прижимал к его устам ендову с вином.
– Выньте из груди нож, - просил Род.
Спасатели переглянулись: какой, где нож?
– Снимите с головы шлем. Он сдавил лоб, - просил явно уж бредивший больной.