Кровь фей
Шрифт:
Забыв о голоде, терзавшем его изнутри, и об усталости, Лэннери пустился в погоню. Маа-змея прыгнула на него, была сожжена лучом в полёте и пеплом осыпалась на землю. Сверкающее копьё едва не пробило юному фею грудь, но он вильнул в сторону, и копьё с хрустом ударило в шею какому-то хибри. Тот издал булькающий звук, мешком упал на землю. Не останавливаясь, Лэннери устремился туда, где виднелся плащ черномага. Быстрее, быстрее, непослушные крылья!
«Лэн! Лэн, остановись! Ты не сможешь её спасти!»
«Замолчи!» — потребовал Лэннери, и Айя, наконец, умолкла — слава Кэаль! Он сам
Эх, если бы взлететь выше! Но измученные крылья не позволяли этого сделать. Две хибри — до пояса голые девушки, а ниже пояса гигантские змеи — молча встали перед Лэннери. Одновременно попытались ударить его своими хвостами, свалить на землю. Нет уж! Лэннери увернулся, чувствуя, как тяжело это делать, как трясётся палочка в руке, и лучом раскроил первой же противнице живот. Она завыла, схватилась за выползающие внутренности, уже не обращая внимания на фея. Вторая размахнулась и чуть не поймала его рукой — красивой, округлой рукой; грудь у хибри тоже была красивая — розово — белая, как распустившийся поутру цветок. Миг спустя луч, кинжалом воткнувшийся в середину груди, испортил это впечатление. Вскрикнув и обливаясь кровью, хибри рухнула на землю, а Лэннери поспешил к черномагу.
Тот стоял и чего-то ждал; явно почуяв приближение фея, резко обернулся и вскинул руку. Между ними встал воздушный барьер, и, вспомнив Саймена, Лэннери задохнулся от злости. Он опустился на землю — уставшие крылья уже не держали. Взмахом палочки увеличился и посмотрел черномагу прямо в тёмные глаза с блестящими белками.
— Думаешь, ты сможешь победить нас всех? Думаешь, я не доберусь до тебя? — ожесточённо выкрикивал Лэннери, тыча палочкой в барьер. Тот трещал, но не рвался. — Пер-кусса!
Луч прошёл сквозь барьер и пропал. Черномаг ухмыльнулся, демонстрируя Золотую Наставницу в одной руке и её палочку в другой.
— Слабовато, слабовато, фей Белой Звезды! Но похвально, что ты умудрился выжить, я ведь посылал за тобой своих сторонников.
— Мы убили их, — ответил Лэннери со злорадством, которого не испытывал. Живо представилась Гарлигана в луже крови и вина, Мард, изуродованный Беатией. — И тебя прикончим!
Лицо черномага исказилось. Неужели от боли? Вот тут-то Лэннери и вправду обрадовался! Он отчасти понимал Беатию — можно получить удовольствие, мучая врага. Но только если этот враг заслужил.
— Убили, значит. Что ж, пусть Мааль достойно примет их там, — черномаг помолчал, как будто собираясь с мыслями. Лэннери снова атаковал барьер и, чувствуя, что тот поддаётся, решил отвлечь врага удивлённым:
— Как Мааль может кого-то… достойно принять? Все, кто умер, либо мучаются, либо блаженствуют, но по воле не Мааль, а Кэаль!
Черномаг скривил свои тонкие губы:
— Фейская чепуха! Вот чем пичкают ваши глупые головы! Моор-Тэми — мир, куда мы попадаем после смерти — разделён поровну. В одной его половине властвует Мааль, а в другой… ваша Кэаль. И мучаются там лишь те, кто под личиной справедливых творил беззаконие. То есть, разумеется, вы, — сказав это, он улыбнулся жутковатой белозубой улыбкой.
Барьер треснул, развалился, Лэннери с победным криком
— Юный фей, уходи! Ты не справишься с ним! — еле слышно донёсся голос Золотой Наставницы, которой черномаг своими мерзкими лапами, должно быть, уже сломал пару рёбер.
— Я не могу! — Лэннери сосредоточился на том, чтобы пробить барьер. Для него всё перестало иметь значение — и звуки сражения сзади, и собственная усталость, и бездна в животе, грозившая пожрать его, если он немедленно не подкрепится сайкумом.
— Видишь ли, ты не в том состоянии, чтобы со мной бороться, — хмыкнул черномаг. — Еле стоишь на ногах, шатаешься… Скоро и палочку поднять не сумеешь!
Лэннери не ответил и, скрипя зубами, удвоил усилия. Барьер снова начал поддаваться и трещать, когда раздалось довольное восклицание черномага. Он смотрел куда-то в небо, где Чёрная Звезда, не торопясь, уступала место Белой, и Лэннери проследил за его взглядом.
Сначала он решил, что к ним летит какая-то странная птица. Затем разглядел лошадиные ноги и копыта, а после — человеческое туловище и голову. Лэннери изумлённо перевёл взгляд на черномага. Тот пояснил с гордостью:
— Лучшее моё творение! Остальных хибри я создавал с лёгкостью, с этим же пришлось повозиться… Зато, как видишь, результат!
Лэннери мгновенно понял, что здесь делает «лучшее творение». Сейчас черномаг сядет к нему на спину и унесётся вдаль, прихватив в своё логово Золотую Наставницу. Нет уж, не бывать этому! Юный фей поднял руку с палочкой, прицелился…
…и тут же вскрикнул, чуть не выронив её. Пальцы жгло, будто огнём.
«Лэн, беги! Беги!» — отчаянно взывала к его разуму Айя, а он пытался собраться с силами и выкрикнуть заклинание. Теперь боль перекинулась на горло, Лэннери задыхался и не мог выдавить из себя ни звука. Потом она распространилась на всё тело, и Лэннери упал на траву, принялся кататься по ней в попытке хоть как-то облегчить свои страдания.
— Весьма предусмотрительно с твоей стороны было увеличиться, чтобы я не мог и тебя прихватить с собой, — голос черномага донёсся, как в тумане. — А так у меня нет времени возиться с тобой. Тебе повезло, глупый упрямый фей!
Голову сжали в невидимых тисках, и она вся горела; мир вокруг подёрнулся пеленой. Лэннери снова услышал голос черномага, теперь уже подзывавшего хибри. Грязным рукавом вытер слёзы, взглянул на врага — тот повернулся спиной. Быть может… если барьер растаял… поднять руку с палочкой… попытаться…
Но вместо этого Лэннери прохрипел в спину черномагу, пересиливая боль в горле:
— Зачем? Зачем ты похищаешь… Наставниц?
«Какова твоя цель», — крутилось у Лэннери в голове, но уж на этот вопрос ответа не последует. А черномаг обернулся, взмахнув полами плаща — тень на фоне стремительно светлеющего неба.
— Раз уж тебе это так интересно, дружок, отвечу. Я хочу с их помощью добраться до Хранительницы. А с какой целью — это не твоего ума дело.
Последним, что видел Лэннери, был всадник, красиво улетающий в белые небеса. А потом юный фей позволил боли взять над собой верх, распростёрся на земле и впал в забытье.