Кровь фюрера
Шрифт:
— Ну рассказывай.
— Я хочу, чтобы ты, читая послание, принимал во внимание два фактора. Во-первых, сегодня в штаб-квартире DSE взорвалась бомба.
Гринцинг скорбно кивнул.
— Когда я ехал в машине, слышал об этом по радио в новостях. Это как-то связано с твоим визитом?
Мольке кивнул.
— Возможно, ты также слышал о том, что убит глава британского отдела DSE. Кроме того, убит еще один сотрудник DSE. Тоже из британского отдела.
— Я думал, что там пропали два сотрудника. По крайней мере, так
— Второй — это Фолькманн. Он пока не связывался со своими сотрудниками в Лондоне.
Гринцинг снова удивленно приподнял брови, но сказал:
— Пожалуйста, продолжай.
— Во-вторых, Фолькманну полностью можно доверять. Я работал с ним в Берлине. Он — один из немногих людей, которым я доверил бы свою жизнь.
— Почему ты мне все это рассказываешь?
— Потому что после того, как ты прочтешь это послание, скорее всего, ты спросишь меня, доверяю ли я ему. Я хочу прояснить этот момент с самого начала. Я ему доверяю. Полностью.
Гринцинг немного раздраженно спросил:
— Это уже вся преамбула?
— Да.
— Могу я взглянуть на письмо?
Иван Мольке протянул ему конверт, и, когда Гринцинг потянулся за ним, Мольке увидел, что лоб министра покрыт маленькими капельками пота. Политик уже чувствовал, что его ждут неприятности, и, судя по выражению его лица, это его очень беспокоило. Гринцинг открыл незапечатанный конверт и вытащил его содержимое. Аккуратно развернув страницы, он начал читать.
Мольке видел, что загорелое лицо Гринцинга постепенно бледнеет.
— Этот Фолькманн что, шутит?
— Нет.
— И ты действительно ему доверяешь? — с сомнением спросил Гринцинг.
— Я тебе уже говорил, Иоганн. Пожалуйста, поверь тому, что там написано.
Гринцинг медленно покачал головой и перешел на шепот.
— Это невероятно! — Он снова просмотрел письмо, а потом перевел взгляд на Мольке. — Ты что, действительно хочешь, чтобы я пошел со всем этим к премьер-министру Федеральной земли? И сказал, что группа неонацистов планирует захватить власть? Что у них, возможно, есть ядерное оружие?
— Если ты этого не сделаешь, это сделаю я. У нас мало времени. Все это может произойти в ближайшие часы.
— А где сейчас этот Фолькманн?
— В Мюнхене.
Гринцинг опустил листы.
— Надо мной просто посмеются. Ты должен это понимать.
— А ты должен понимать, что если план этих людей сработает, то вся страна будет отброшена на пятьдесят лет назад, — мрачно произнес Мольке.
— Мне кажется, в это трудно поверить. Даже если то, что ты говоришь, правда, то демократический строй в Германии невозможно уничтожить за одну ночь. Это абсурд.
Мольке демонстративно взглянул на часы, а потом решительно посмотрел на Гринцинга.
— У них будет поддержка. В парламенте. В армии. В полиции. Без такой поддержки у них действительно не было бы никаких
Гринцинг покачал головой. Лицо у него было бледным, а голос хриплым.
— Я не могу в это поверить, Иван. Это невозможно.
Мольке глубоко вздохнул.
— Ну хорошо. Тогда давай мне письмо, и я сам пойду к министру, даже если мне придется ломиться в дверь его спальни.
Гринцинг помедлил. Он долго смотрел на письмо в своей руке, а потом, глубоко задумавшись, перевел взгляд на Мольке, и тот увидел, что Гринцинг буквально обливается потом.
— А если министр тебе поверит, каких действий ты от него ожидаешь?
— Нужно поставить на ноги Берлин и Бонн. У штаб-квартиры BfV в Колони будут собраны подразделения армии и полиции, на которые можно рассчитывать. В каждой стране с разумной демократической системой правления должны приниматься такие меры предосторожности на случай непредвиденных ситуаций. На случай восстания, которое может угрожать существованию системы.
— А что, если министр тебя не послушает?
— Думаю, послушает. А если нет, то у меня все равно есть друзья в Берлине, которые прислушаются к моим аргументам. — В голосе Мольке звучало напряжение. — Боже, Гринцинг, надо же что-то делать!
Мольке говорил с необычной для него эмоциональностью, и Гринцинг снова задумался. Вид у него был такой, как будто невыносимая тяжесть давила на его плечи. Наконец он посмотрел Мольке в глаза.
— Я хочу, чтобы ты меня понял.
— Ты что-то решил?
— Дай мне пять минут, чтобы все это обдумать. Ты должен войти в мое положение. Такое решение нельзя принимать с бухты-барахты.
Мольке посмотрел на часы, а потом на встревоженного Гринцинга.
— Хорошо. — Мольке кивнул.
Гринцинг встал, сжимая в руках письмо.
— Я оставлю тебя здесь одного. Через пять минут ты получишь ответ.
Когда за Гринцингом закрылась дверь, Мольке глубоко вздохнул. По крайней мере, Гринцинг начал воспринимать его слова всерьез.
Иоганн Гринцинг, выйдя в коридор, прошел мимо охранника, читавшего газету под портретом отца Гринцинга.
Когда охранник встал, чтобы поприветствовать его, Гринцинг махнул ему рукой. Пройдя в кухню, он подошел к аварийному выходу, тихо открыл дверь и вышел на улицу. В саду было очень холодно. Все вокруг было белым, голые ветки яблонь и груш, росших в углу сада, были обсыпаны снегом. В доме было необычайно тихо. Жена вместе с двумя дочерьми уехала к своей матери на озеро Бодензее на праздники, и даже слуги сегодня не работали. Гринцинга трясло как в лихорадке. Обдумывая ситуацию, он прикурил еще одну сигарету.