Кровь фюрера
Шрифт:
Франц Либер смотрел на двух красоток, сидящих напротив.
Обе они были наполовину латиносами, очень молодые — не старше четырнадцати — и очень привлекательные, и казались близнецами. Они были сладострастными, какими могут быть только девочки-подростки; бронзовые шелковые тела округлялись как раз в нужных местах. На запястьях и шеях звенела дешевая бижутерия, а короткие узкие летние платья открывали для обозрения большую часть их загорелых ног. У обоих были аппетитные крепкие груди и роскошные бедра.
Либер улыбнулся и сказал:
— Скоро приедут мои друзья. А пока расслабьтесь
Девушки улыбались. Одна из них нагнулась, чтобы взять рюмку с водкой, намеренно выставляя Либеру напоказ свои округлые груди. «Ей только четырнадцать, — подумал Либер, — а она уже знает, что можно использовать свое тело как оружие». Да, он сегодня хорошо развлечется с этими двумя.
Та из девчонок, что была, очевидно, поумнее, спросила:
— Мадам Роза говорит, что вы очень щедры к девочкам, si?
Либер ухмыльнулся.
— Я всегда очень щедр к девушкам, которые доставляют мне удовольствие.
Девочка рассмеялась и сказала:
— Тогда я доставлю вам очень много удовольствия.
Они с подружкой переглянулись и обе захихикали, как школьницы.
Либер плотоядно улыбнулся. Ему было под пятьдесят, густые седые волосы зачесаны со лба, жестокое суровое лицо покрыто уродливыми красными пятнами — последствия подросткового кожного заболевания. Он был крупным мужчиной с широкой костью. Не менее велики были и его аппетиты — и в еде, и в выпивке, что было видно по его огромному животу, и в особенности велики были его аппетиты в отношении женщин. Сегодня они с Гансом неплохо развлекутся и поиграют во всякие игры с этими девчонками. Подобные развлечения Либер предлагал некоторым своим гостям — бодрящее пикантное завершение встречи. Либер взглянул на часы. Скоро приедет Ганс. Они выпьют освежающих напитков с девочками, а потом поднимутся в спальню. Но пока Ганса нет, можно немножко поразвлечься самому…
Он улыбнулся девочке, которая все время молчала. Она была очень свеженькой. «Скорее всего, она недавно этим занимается», — подумал Либер.
— Как тебя зовут?
— Мария.
— Иди сюда, Мария.
Девушка взглянула на подружку. Та кивнула, и Мария медленно поднялась, обошла столик и стала перед Либером. Такую крошку хотелось съесть, она выглядела оч-чень аппетитно…
Либер положил свою большую ладонь на бедро девушки над коленом и помассировал мягкую плоть. Потом он улыбнулся, предвкушая удовольствие.
— Подними платье, Мария.
Девушка повиновалась. Она подтянула узкое черное платье так, что стали видны крошечные белые трусики и круглые бедра. Либер разглядел темные волоски, выбивавшиеся из-под узкой полоски тонкого хлопка, различил очертания ее промежности. Он медленно провел рукой по бронзовому бедру девушки, скользнул рукой ей под трусики, лаская круглую гладкую попку.
И тут зазвонил мобильный телефон на столике у бассейна.
«Scheisse!»[8]
Не отпуская попку девчонки, Либер свободной рукой потянулся к телефону.
— Si?
Услышав голос на том конце линии, он почувствовал, что собеседник взволнован. Отпустив нежную девичью плоть, он закрыл телефонную трубку рукой и взглянул сначала на одну девчонку, потом на другую.
— Мне
Девочки замялись.
— Быстро! — рявкнул Либер.
От звука его голоса девочки подскочили и быстро пошли к двери, перешептываясь. Подождав, пока они зайдут внутрь, так, что ничего не могли уже слышать, он нажал на кнопку скремблера[9], присоединенного к мобильному телефону.
— Продолжай, — сказал Либер.
Он слушал голос Крюгера, полный отчаяния, и когда тот закончил, Либер смог сказать только одно:
— О Боже…
Вся одежда Эрнандеса была пропитана потом.
Время от времени он поглядывал в зеркало заднего вида. Он ехал к центру города, не зная, что делать, куда ехать. Он знал только то, что ему нужно спрятаться, найти безопасное место.
Он свернул на Калле-Чили, проехал мимо подсвеченного розовым здания Пантеона на Плаца-де-Герос.
Машин было мало, и Эрнандес без проблем сворачивал на перекрестках. Сердце стучало от страха, и он все время оглядывался, не возникнет ли за его спиной свет фар преследующих его машин. Но все было спокойно. Никто его не преследовал. Пока не преследовал.
Красный «бьюик» — это проблема. Такую машину легко было найти, а в том, что те мужчины видели его автомобиль, он не сомневался. Пока он ехал, мысли метались в его голове. Он понял, что нужно где-то спрятать машину, где-то неподалеку. Он снова свернул — направо, потом налево, на ярко освещенную Плаца-Конститусьон. Он не прекращал смотреть в зеркало заднего вида, но уже знал, что у него есть фора, и чувствовал некоторое облегчение. За площадью он свернул вниз, к реке. Улицы становились уже и темнее. Эрнандес интуитивно знал, куда ему нужно ехать.
Перед ним простирался перенаселенный прибрежный район — пригород Ла-Чакарита, мрачное темное местечко, застроенное лачугами на изгибах реки. Он уже чувствовал запах реки, омерзительный запах серы, ила и грязи. Уровень воды здесь был низким, и знакомая вонь гниющей рыбы вползла в машину через окна. Доехав до набережной, он свернул направо, проехал еще триста метров и остановился у ветхого домика с облупившейся белой краской.
Выйдя из машины, Эрнандес вытащил чемодан. Ла-Чакарита был беднейшим из всех бедных районов, сюда старались не заходить даже полицейские. Закрыв дверцу машины со стороны водителя и проверив все остальные, он подошел к дому и тихо постучал в дверь.
Его тело все еще горело огнем, и он по-прежнему тяжело дышал. Осмотрев улицу, он увидел во дворе одного из соседних домов группу пожилых мужчин, которые сидели, болтая, на каменных ступеньках старого обветшавшего здания. Они пили мате через металлические бомбильи и играли в карты. Мужчины посмотрели на него, но, судя по всему, особого значения появлению Эрнандеса не придали. Эрнандес оглянулся на реку: было полнолуние, на посеребренной поверхности реки темнели камелоты — водяные растения переплетались между собой, напоминая злокачественные опухоли на серебристой воде.