Кровь королей
Шрифт:
Пить чай и трапезничать спокойно она могла лишь в компании своих приближённых и сына, а также некоторых высокопоставленных придворных типа Вайруса, строгого во всех отношениях Корлиция, военных генералов, обученных всем манерам и строжайшей дисциплине, бесшумно размещать сахар мог даже двупалый Войтех Грох, а вот цельные семейные посиделки королева-мать без нервозности переносила либо вне трапезы, либо уже на большом пиру, где всё вокруг могли так или иначе позволить себе шум и разные вольности типа локтей на столе.
Впрочем, конечно же, на любом пиру были и такие, как тот же примицерий,
И если Джеймс в недавнем их споре видел себя практически равным народу, как представитель всего объединённого королевства на троне от лица и крестьян, и ремесленников, и помещиков, и баронов, и лордов, и герцогов, то королева-мать прочно старалась держать дистанцию от низших слоёв населения, не только не уподобляясь им, но и приравнивая к этим низшим слоям многих своих противников. Например, именуя жителей Ракшасы «варварами», хотя дикие варварские племена жили куда восточнее их владений.
Джолиан Темплин и его братья Жозеф и Ирегард выгодными браками расширяли влияние своей семьи, становясь богаче и почитаемее. Могли со знанием дела вложиться в какие-нибудь выгодные поставки, разведение сада или даже публикации, если по итогу на горизонте маячило получение прибыли. А также могли даже творить благотворительность в отношении церковных орденов или иных организаций, однако же не просто по доброте душевной, а когда то влекло за собой выгодные знакомства, заполучения благосклонности определённых индивидов и тому подобные хитрые просчитанные цели.
Они имели деловую хватку, хоть и не состояли в Торговой Гильдии, довольствуясь собственными доходами с вкладов в различные успешные затеи. И, видимо, Джолиан воспитал Сару так, что та с юных лет ощущала сильную дистанцию от простолюдинов. Всё сводилось только к выгодным знакомствам, постановке целей и их достижению. Не зря же она, в конце концов, стала королевой, выйдя за Гектора, а потом в каком-то смысле даже спасла Энторион от разорения и раздробленности в грядущей войне, когда подговорила сына его убить.
Манеры и расчётливость были её главными особенностями, порождавшими стремление к порядку и соблюдение различных норм, распорядков и утверждённых планов. Что, впрочем, не делало её отнюдь каменной, сухой и безжизненной. Сара спокойно могла потратить определённую сумму на какую-нибудь картину, которая ей очень понравилась, при этом не преследуя в том никакой дальнейшей выгоды.
Это касалось и организации сада, даже птичьего двора в Олмаре, что бы изначально её идеей ещё при Гекторе. От птиц дохода нет. Пусть даже проезжающие мимо путешественники иногда с интересом заходят во дворы крепости не просто, чтобы перекусить в таверне, а чтобы посмотреть на собранных местных птиц, это не приносит каких-то отчислений в казну, а просто услаждает взор и слух, как ей, любительнице птичьего пения, так и им, всем, кто приходит туда погулять.
А вот в еде она была довольно скромной, если такой эпитет, конечно, применим вообще к члену королевской семьи. Во дворцах всегда было в избытке разных кушаний,
Хотя, в этом, скорее всего, звучали нотки патриотизма. Выросшая на кухне Кхорна она не была податлива на соблазны Унтары или Гладшира. Это королевские дети Джеймса и Кирстен клянчили диковинные гранаты да многообразие цитрусовых, шоко-бобы, лохматый виноград, аббаты, псидиумы и тому подобное, что в Кхорне не произрастало и не приживалось.
Здесь были вполне свои сезонные диковинки, идущие не только в пищу местным, но и на экспорт в другие регионы, считавшиеся экзотикой уже там, и, понятное дело, оттуда ввозили в земли герцогства Дайнеров то, чего не было в нём самом. Торговля была одним из самых главных стержней процветания земель королевства.
И, тем не менее, Сара Темплин-Дайнер из всех мест и построек крепости была сейчас в самой для себя неподходящей, где до этого, честно говоря, даже никогда не бывала, впервые вот так живьём и вблизи оглядывая эти мрачные стены. Она опускалась по винтовой лестнице данжеона к самым нелицеприятным камерам заключения.
Конечно же, она знала план темницы, уж чертежи своих владений она знала назубок, как участвовала и в планировании размещений — размеры камер, материалы решёток, позиция двери, расстояние друг от друга и размеры коридоров — но всё это, опять-таки, лишь за обсуждением с рисованными планами в верховьях цитадели на различных заседаниях. Никогда вот так живьём в эти смрадные и тёмные помещения она ещё не заглядывала.
Правда, теперь здесь и опасаться было некого. Если прежде любой оказавшийся здесь преступник мог тянуть руки, плеваться и сморкаться на проходящих мимо, отпускать оскорбительные шуточки или прямые угрозы, то сейчас в подвалах темницы находился лишь один пленник, чьи руки, как, впрочем, и шея, были скованы широкими плотными кандалами, чьи короткие цепи не позволяли даже приближаться к решётке.
III
Шпоры сапог врезались в камень пола, верхние пуговицы брюк небрежно расстегнуты, мундир тоже раскрыт и помят, демонстрируя тканый затянутый жилет поверх светлой качественной рубахи. Удивительно, что шляпа всё ещё была на голове адмирала. И из-под её широких полов глядели потускневшие серо-голубые глаза усталым взором. Левый край губ имел бордовое потемнение от застывшей крови — следствие не слишком хорошего обращения, однако же рядом располагались опустевшие подносы, свидетельствующие, что пленник был хотя бы хорошо накормлен.
Взгляд адмирала скользил, как неспешно по коридору появившаяся с краю фигура королевы-матери, неспешно прошагала до центра решётки и вальяжно повернулась к нему лицом. Синие глаза, в слабом освещении темницы, как густые карбункулы, вглядывались в пленённую персону. Какое-то время она просто стояла и смотрела на Лейтреда, пока он первый сам не заговорил.
— Чем же обязан такому визиту? — его высокий мелодичный голос бархатно раздался среди каменных уродливых стен темницы.
— Выбранный тобою путь идёт в забвение, — сдержанно сказала королева-мать, приблизившись, — Всё, что ты делаешь, всё, что ты…