Кровь, которую мы жаждем
Шрифт:
— Стажировка? В Нью-Гемпшире? — Я поднимаю обе брови в шоке.
Он кивает, складывая руки перед коленями. — Это программа судебной энтомологии в Дартмуте. Она ограничена, но я подумал, что это будет исключительная возможность для тебя.
— Я... — Я задыхаюсь, качая головой, пораженный этим актом доброты. — Не знаю, что сказать. Как ты узнал об этом? Как ты нашел для меня заявку?
Может быть, однажды, когда он спросил меня, чего я хочу от своего будущего, я упомянула судебную энтомологию. Это редкая область, рабочие места чрезвычайно
Об изучении насекомых во время уголовного процесса часто забывают, даже обходят стороной, но оно может быть неотъемлемой частью расследования. От времени смерти до места совершения преступления — живые и мертвые ползучие насекомые, найденные на месте убийства, могут рассказать о многом.
Это сочетание того, чем я увлекаюсь; более идеальной работы для меня не найти.
Смерть и жуки.
— Я учился там в аспирантуре и потянул за несколько ниточек с друзьями, которые у меня есть дома. Если хочешь, в следующем году эта должность будет твоя. — Он подмигивает. — При условии оформления документов, конечно.
Сжимаю бумаги в пальцах, и понимаю, что это что-то невероятное. Мое будущее в моих руках, работа, о которой я мечтала много лет. Все, что я хочу сделать, это рассказать маме. Позвонить ей и услышать ее голос. Чем старше я становлюсь, тем больше я скорблю по ней.
Я собираю все эти переживания, эти моменты, которыми я отчаянно хочу поделиться с ней, и мне становится все больнее, чем больше я старею. Я так много хочу ей рассказать, так много я сделала и увидела. Это похоже на рану, которая со временем становится все глубже. Рубцовая ткань покрыла внешний слой, но внутри все еще болит, все еще кровоточит от боли утраты.
Могу ли я покинуть место, где находится ее могила? Город, где ее память преследует как призрак?
Подождите.
— В следующем году?
Он кивает. — Да, это проблема?
Мои друзья.
Гало.
Тэтчер.
Неужели они так мало значат для меня, что я почти забыла о них в свете моего будущего?
Могу ли я оставить их, все это, позади себя в зеркале заднего вида, как пыль, как будто этих прошедших лет не было? Смогла бы я оставить его за пределами карты, где мои глаза не дотянутся до него, а сердце не сможет его почувствовать?
Даже если бы я могла, я не уверена, что хочу этого. Я не хочу отказываться от отношений, которые я построила, даже если мы нашли их в безумии и смерти. Мне хочется верить, что то, что мы разделяем, — это уникальная связь, которая случается нечасто, и мысль о том, чтобы отказаться от нее, вызывает у меня тошноту.
Я прочищаю горло и качаю головой. — Я имею в виду, что мне все равно нужно получить диплом, прежде чем я найду работу, так какой смысл в стажировке?
— Ты можешь перевестись. Это не Холлоу Хайтс, но Дартмут тоже не для слабаков. — Он улыбается, гордясь своей альма-матер.
Может, я просто заполню заявление сейчас? Это будет только
Это не моя ответственность, но мне кажется, что мы — их единственная надежда, единственные люди, которые их ищут, и если мы просто сдадимся, они умрут забытыми. Измученные, проданные и оставленные умирать.
Это заставляет меня вспомнить, что моей задачей в этом деле было узнать больше о Коннере Годфри. Определить, является ли он частью всего этого или пребывает в блаженном неведении.
— Почему я решила, что ты отсюда? — легко говорю я, притворяясь заинтересованной. — Ты слишком хорошо знаешь дорогу, чтобы не быть местным.
На фотографии, которую нашла Сэйдж, определенно был он, и она была сделана много лет назад.
— Нью-Гэмпшир, родился и вырос. Я посещал Пондероз Спрингс в течение почти всего лета вместе с мистером Синклером. Мои родители умерли, когда я был маленьким, в общем-то, как и ты. — Он мрачно улыбается нашему сиротливому прошлому. — Поэтому я проводил свое время здесь, с семьей Синклеров. Это как мой второй дом.
Я не могу представить себе Стивена Синклера достаточно милым, чтобы вести вежливую беседу без напыщенного бахвальства, не говоря уже о дружелюбии.
— Это верно. Отец Сэйдж упоминал, что вы дружили, когда были моложе. Что у тебя с ними было общего? Я имею в виду, без обид, но ты кажешься гораздо более... — Я пожевала нижнюю губу, пытаясь подобрать слово. — Честным?
— Ты хочешь сказать, что мои друзья — лжецы? — Он поднимает бровь, глядя на меня вопросительными глазами, и я понимаю, что, возможно, сказала что-то не то — вызвала его тревогу, если он является частью Гало.
— Не совсем. Просто ты выглядишь более искренним, вот и все. Не могу представить, чтобы тебе с Фрэнком Донахью было о чем поболтать. Даже когда вам обоим было по двадцать с гормонами, — шучу я, пытаясь разрядить обстановку в комнате.
— Я приму это как комплимент, мисс Эббот. Но друзья дружат для того, что гораздо глубже, чем то, что они показывают на поверхности. Поверь мне. Просто мы все, похоже, одинаково смотрим в будущее.
Это загадочная и недостаточная информация, чтобы преследовать его. Если он не участвует в этом, его ждет грубое пробуждение, когда он узнает, насколько дерьмовыми являются его друзья.
— Должно быть, тебе было тяжело, мистеру Синклеру тоже, потерять Фрэнка и профессора Уэста. Я сожалею об этом. Ты не часто говоришь об этом, но я здесь, если тебе нужно поговорить. — Как-то неправильно вот так использовать его эмоции против него самого. — Вы все еще общаетесь с Джеймсом Уиттакером? Как он справляется с этим?
— Уиттакеру, наверное, нравится, что они оба мертвы, — резко говорит он, и мои пальцы крепче сжимают бумагу. — Откуда ты знаешь, что мы все были друзьями, почему такой внезапный интерес?