Кровь на черных тюльпанах
Шрифт:
— Валяй!
— Так вот, старина. Ваши проекты и те брошюрки, которые мы здесь получаем, хороши только для простаков. Или для Овальных кабинетов [4] . Там можно сколько угодно теоретизировать об этой стране, но так и не попасть в точку. Нужно пожить здесь, чтобы понять: эти люди хотят жить. И хотят жить хорошо. Почти в каждой семье здесь помнят об убитых в годы войны родственниках. Конечно, можно говорить об агрессивности русских…
— Тебе здорово здесь достается? Много работы? Неприятности?
4
Овальный
— Жить можно. Если бы не дурацкие поручения. И все срочно. Там думают, что мы живем в Гондурасе! Бюстами тех, кто здесь погорел, можно уставить весь холл фирмы.
— Много желчи, Дик, или мало водки?
Маккормик помолчал. Вирджил видел в зеркале только его глаза. Уставшие, тусклые.
— Ты хотел моей помощи. Никто тебе правды не скажет, кроме старого боевого друга. А я хочу вдолбить тебе, раз уж стал ты такой шишкой у Уика и можешь, наверное, влиять на принятие решений: не рубите сук, на котором мы все сидим! Не будьте полными идиотами.
— Что ты хочешь сказать?
— А то, что, принимаясь за свой «Проект «Истина», надо было удосужиться хотя бы полистать учебник русской истории и понять русский характер: ничто так не сплачивает этот народ, как наскоки извне. Все эти разговоры о советской угрозе, о якобы наращивании ядерной мощи, все эти санкции и эмбарго — все это не то. Здесь это не проходит. Можно подумать, что в Белом доме сидит их «крот», который здорово копает и никогда не впадает в спячку.
— Дик, перебор.
— Вовсе нет. Здесь знают и помнят свою историю. И трехвековое иго, и белокурых бестий на танках с крестами. Угрозами их не напугать. И крестовым походом не пронять. Они привыкли к лишениям, закалились в войнах. Надо не топать на них ногами, а топать ногами к ним по дорожкам, которые они нам открывают.
— Пробовали. Не выходит. Но ведь есть же у них недовольные.
— Их здесь зовут отщепенцы. Щепки в огромном лесу. И чем больше мы будем с ними возиться, тем быстрее очистят лес.
— Но ведь это наш огород. Нам сеять, нам и жать, как говорили нам в штаб-квартире. Иногда удается. Наши корреспонденты в Москве…
— Уморил! — перебил его Дик. — Вы там в Лэнгли упивались описанием злоключений «умирающих с голода», а здесь все мы хохотали над тем, как эти «несчастные» напивались французским коньяком из «Березки» и обжирались красной икрой, как только ваши корреспонденты покидали их на «смертном ложе», кидаясь к своим телетайпам. Посмотрел бы ты, что было у этих голодающих в холодильниках — Эльдорадо!
— Ты стал красным? Стал смотреть на мир их глазами?
— Нет, старина. Я тот же парень, что служил в «зеленых беретах», но с годами, как у многих, развивается дальнозоркость. Я стал дальше видеть, старина. Лучше видеть. И думать.
Маккормик замолчал. Машина уверенно давала сто двадцать, мягко покачиваясь на впадинах шоссе.
— Ты со всеми так откровенен,
— Только с тобой. Нас слишком многое связывает. Хочется выговориться. Послу, а тем более резиденту, я такого сказать не смогу. Я — не Анабелла Бюкар [5] . Мигом очутишься за воротами. Им нужны мнения «на потребу». Пусть даже это будет откровенная ахинея.
После небольшой паузы Дик вновь заговорил.
5
Анабелла Бюкар, бывшая сотрудница посольства США в Москве, автор книги «Правда об американских дипломатах». Бюкар приводит в ней примеры, как дипломаты и журналисты по заданию госдепартамента и разведки сочиняют доклады и статьи антисоветского содержания, «иллюстрируя» их для убедительности «фактами» собственного производства.
— Ты не вспоминаешь ту вьетнамскую деревушку, где свирепствовал наш Дикий Рэй?
— Жестокая необходимость, Дик. Закон войны.
— Необходимость? Может быть, может быть… Но потеряли мы неизмеримо больше, чем обрели, старина. Куда нас ведут сегодня? Назад, к обезьянам? К Маккарти? Вверх по лестнице, ведущей вниз?
— Не назад, а в сторону. Снова на дорогу мощи и величия.
— Прыжки в ширину с разбега, — усмехнулся Маккормик.
— Давай сменим пластинку, Дик, — раздраженно сказал Чип.
— О’кей! Ты знаешь, мне иногда кажется, что в чехарде президентов мы потеряли свой национальный ум. Скажем, ранее пропаганда была призвана обеспечивать наши внешнеполитические проекты. Что с успехом и делалось. Наконец ее грохот стал так велик, что здравый смысл стал не слышен. Служанка политики стала хозяйкой. И теперь она, вопреки здравому смыслу, сама диктует решения политике. Вот в чем сегодня заключается истина! И вовсе не в том, что вы с такой помпой изложили в своем первом номере «Истины».
— Своеобразный взгляд, Дик. Так сказать, со стороны. Но ведь ты же не посторонний.
— Черт побери! Вот потому я и хочу, чтобы в ваших или наших проектах было меньше идиотизма! Ты только посмотри, какие неуклюжие эссе выдают наши парни из Управления анализа разведданных! Скажем, по энергетической проблеме. Доклад ЦРУ! Растрезвонили на весь мир. И что? Наши же журналисты побывали в Тюмени, а после камня на камне не оставили от доклада.
— Зато мы хорошо половили рыбку в этой мутной воде.
— А-а! — Маккормик вяло махнул рукой. — Что с тобой говорить! Ты каким был, таким и останешься. Ночная стража! Рыцарь ЦРУ! Тебе должны ставить памятник в первую очередь.
— Если бы я меньше тебя любил, старина, я мог бы обидеться, — сказал Чип.
— Ты лучше слушай, что тебе говорит верный друг, да включи кое-что в свою оценку проекта, так сказать, изнутри. Я это лучше понял и прочувствовал. Продолжать?
— Валяй! — отмахнулся Вирджил, хотя понимал, что в словах Дика есть рациональное зерно. Устав в дороге, он не пытался вникать — успеется.