Кровь слепа
Шрифт:
— Почему бы тебе не рассказать мне все, что ты видел? — сказал он. — Тогда мы успеем задержать того, кто застрелил Хулию, прежде чем он застрелит твоего друга.
— Вот мы и получили подтверждение причастности к этому русской мафии, — заметил следственный судья Анибал Паррадо, меряя шагами оконный простенок в квартире Калеки.
— Но единственное наше основание — это слова опустившегося наркомана, — сказал Фалькон. — А доказательств у нас ни малейших. Мариса Морено даже не сказала нам, что те, кто удерживает у себя ее сестру, — русские, мы сами так решили, поскольку диски были у Лукьянова. Парни из наркоотдела никогда до этого
— Так что же вы собираетесь делать?
— Здесь мне, во всяком случае, делать нечего, — сказал Фалькон. — Детективы Серрано и Баэна через наркоманов постараются выйти на Калеку. Младший инспектор Перес обследует место преступления. Инспектор Рамирес займется убийством Марисы Морено. Вечером все мы встретимся и обменяемся соображениями.
— Ну а вы куда, пока суд да дело?
— Поищу тех, кто находится в прямом контакте с русскими, — сказал Фалькон. — Мариса Морено мертва, поймать Калеку не так-то просто. Есть у меня на примете еще одна кандидатура.
Сев в машину, Фалькон стал звонить, пытаясь разузнать, где в это время находится Алехандро Спинола. Тот находился в Андалузском парламенте на пресс-конференции. Покинув Трес-Миль, Фалькон, чтобы не застрять в пробке в центре, решил поехать по кольцевой.
Алехандро Спинола был красив, как только может быть красив мужчина, не теряя своей мужественности. У него была привычка ерошить свои длинные черные, причесанные на косой пробор волосы, прихватывая их на затылке. Он обладал фигурой тренированного теннисиста, начавшего слегка терять форму. Хороший костюм оттеняли выглядывающие из-под обшлагов манжеты ослепительно-белой рубашки и голубой галстук. Сейчас он общался с журналистами, забавлял их своими шутками, говоря много и охотно и вертя и покручивая на пальце золотое кольцо. Судя по всему, он не собирался довольствоваться ролью второй скрипки, всю жизнь оставаясь лишь подпевалой мэра. Тщеславие так и перло из всех его пор. Такие, как он, обычно и глазом не моргнут от вспышек направленных на них фотокамер, не вздрогнут от щелканья их затворов.
Журналисты толпились вокруг, пытаясь выудить из него что-нибудь непротокольное. Фалькон протиснулся сквозь толпу и предъявил Спиноле свое полицейское удостоверение.
— А подождать это не может? — осведомился Спинола, не желавший, чтобы политически зоркие журналисты строили догадки о чине Фалькона и связи его со Спинолой.
— Думаю, что не может, — отвечал Фалькон.
Взяв Фалькона под руку, Спинола повел его прочь из зала, на ходу отпуская шутки и комплименты собравшимся. Они прошли по коридору, ища свободный кабинет. Наконец нашли место, где можно было уединиться. Спинола сел за стол и, выдвинув один из ящиков, поставил на край свои ноги в дорогих мокасинах. Потом он откинулся на спинку кресла, удобно сложив руки на обозначившемся с годами брюшке.
— Чем могу быть вам полезен, старший инспектор? — спросил он с легкой иронией.
— Мне надо поговорить с вами о Марисе Морено.
— Это девушка Эстебана? — спросил он, хмурясь. — Я почти не знаю ее.
— Однако представили ее ему вы.
— Верно. Мы познакомились с ней на вернисаже. — Он кивнул, косясь в окно. — В последние годы у Эстебана на искусство времени не хватает. А вообще-то он посещает вернисажи, интересуется живописью, литературой и всяким таким гораздо больше, чем я.
— Зачем же вы пошли на вернисаж?
— Из-за тамошней публики. Хороший галерейщик всегда сумеет собрать у себя интересных людей.
— А в чем она заключается, ваша работа?
— Я работаю на мэра.
— Эстебан так и говорил, — сказал Фалькон. — Но я думаю, что у вас найдется что к этому добавить.
— Я обеспечиваю связи мэра с нужными людьми и таким образом продвигаю его дела, — сказал Спинола. — Ведь дела, знаете ли, сами не делаются. Что бы вы ни строили мечеть в Лос-Бермехалесс или подземный переход под проспектом Конституции, — реконструировали магистраль, пролагали ветку метро, всегда приходится иметь дело с людьми, и с немалым их количеством. Негодующие обыватели, недовольные церковники, разочарованные подрядчики, взбешенные таксисты и так далее. Я назвал лишь малую часть — для примера.
— Но вероятно, есть и сторонники всех этих начинаний.
— Разумеется. Моя задача состоит в том, чтобы… нет, не превратить недовольных в довольных, но как-то утихомирить их, суметь сговориться с ними.
— И каким же образом вам это удается?
— Вы, должно быть, знаете моего отца, инспектор, он юрист, — сказал Спинола. — У меня же не тот характер, чтобы корпеть над книгами. В отличие от Эстебана я не имел никогда вкуса к книжным знаниям. Но в каком-то отношении я схож и с отцом, и с Эстебаном. Я умею убеждать.
— Так как же возникла Мариса Морено? — с улыбкой спросил Фалькон.
— Ах да, конечно, — как она возникла. — Спинола издал рассеянный смешок. — Я познакомился с ней в галерее «Сока». Знаете такую? Возле площади Альфальфы. Она не выставлялась там — недостаточно громкое имя, чтобы выставляться в таком месте. Но она очень хорошенькая, согласны? Вот Хуан Мануэль Домек, галерейщик, и приглашает ее всякий раз, чтобы разбавить толпу этих жаб и акул с их крокодиловыми сумочками и туго набитыми бумажниками. Люди там собрались хорошо мне знакомые, так что дела свои я провернул быстро, после чего был ужин, и мы с Марисой оказались рядом и, знаете, инспектор, очень понравились друг другу. Почувствовали друг к другу расположение, как-то очень сошлись с ней.
— Вы с ней спали?
Глаза Спинолы моментально сузились словно для отпора, но он передумал, решив в пользу более легкого тона. Он засмеялся чуть деланым смехом.
— No, no, по, que, [13] инспектор, ничего подобного. Не в этом смысле.
— Ясно, — сказал Фалькон. — Я вас неверно понял. Простите.
— Нет, мы только обменялись телефонами. Я позвонил ей на следующий день и пригласил на прием в саду возле дворца герцогини Альбы. Это ежегодное увеселение, и я подумал, что будет весьма… необычно появиться мне там под ручку с хорошенькой смуглянкой.
13
Нет, нет, нет, вовсе нет (исп.).
Взгляд Спинолы, оторвавшись от окна, скользнул назад и, на секунду остановившись на лице Фалькона, чтобы проверить впечатление, переметнулся к двери. Для человека, умеющего убеждать, Спинола что-то слишком бегал глазами.
— И как же вы познакомили Марису с вашим кузеном?
— Собственно говоря, знакомил не я. Едва мы появились, как возле меня вырос Эстебан и сам представился Марисе.
— По-моему, вы что-то путаете.
— Не думаю. Картина так и стоит у меня перед глазами. Эстебан уводит от меня девушку, а я смешиваюсь с толпой. Он сцапал ее и не отпускал от себя целый вечер.