Кровь в моих жилах
Шрифт:
— Так что там с названием? — напомнил Громов.
— Считается, что изначально озеро, еще до славян, называлось Ильдым. Нежилое место. Суходольск же расположен на холмах, а остальные берега Идольменя низкие, там по весне затапливает, болота кругом невысыхающие. Вот и называлось озеро Нежилым — нельзя было селиться на его берегах. Буквы на очередной карте перепутались, вместо Ильдыма стал Идолым, а там и до Идольменя недалеко. — Она улыбнулась, замечая очевидное — крыльцо управы: — вот мы и пришли, Александр Еремеевич. Спасибо за прогулку.
— Вам спасибо, — замялся на пороге управы Громов. — А вы, Светлана Алексеевна, бумаги по капищу…
— Уже сделала.
Громов пытливо заглянул Светлане в глаза:
— Я могу их забрать?
— Так не подписаны же. Утром вам отошлю.
Громов нахмурился:
— Утром их уже надо будет отправить. Кромешникам все равно на подписи, Светлана Алексеевна.
Она осторожно уточнила:
— Что случилось, Александр Еремеевич?
Дождь даже притих, ожидая ответа хвостомойки.
— Случилось то, что дело все же придется сдавать кромешникам. Там… На капище… Там великую княжну Елизавету Павловну принесли в жертву.
Сердце Светланы рухнуло в пятки. Такого она не ожидала совсем.
— Царскую кровь все же пролили, — сухо продолжил Громов. — Десять лет назад у Екатерины Третьей не получилось — кто-то все же закончил её дело тут. Что теперь ждать, неизвестно. То ли конец света, то ли…
Глава пятая
Появляется новый ранг магии, а Громов проявляет чудеса наглости. Или заботы?
Светлане не спалось. В горле свербели болезненные паучки, царапая его своими лапками; перегруженные за день эфирные каналы гудели; в голове стучал упорный дятел. То и дело крутясь на служебном диване, она вспоминала слова Громова и пыталась понять, что же он недорассказал, прикрываясь тайной расследования.
Официально вся императорская семья считалась погибшей, хоть их тел так и не нашли. Тогда вообще было не до поисков и опознаний. Именно отсутствие тел и порождало теперь кучу слухов. От Дмитрия Ясного сокола до княжон-русалок в Ладоге.
Если допустить, что княжны выжили, то как Громов и Карл Модестович поняли, что убитая — Елизавета Павловна? Детей у Екатерины Третьей было много: старшая Наталья, потом Мария, потом Елизавета, цесаревич Дмитрий и совсем маленькие Елена и Анна. Перепутать ставших взрослыми, если они, конечно, выжили, старших княжон легко — между ними разница в год-полтора года была, но Громов уверенно сказал, что это Елизавета, которой на момент «Катькиной истерики» было тринадцать лет. Именно Елизавету и Дмитрия Екатерина взяла с собой на капище десять лет назад. Как хвостомойка понял, что убита именно Елизавета? Не документы же она при себе носила!
Светлана закашлялась и села на диване, подтягивая колени к груди и сильнее кутаясь в плед. Она достала из-под подушки фляжку со сбитнем, которую — вот добрая душа! — Громов принес с собой для обмена на пустую, отданную в Сосновском парке. Она сделала глоток, успокаивая больное горло. В этот раз сбитень был другой. С кислинкой клюквы, со сладостью солодки, с терпкостью тысячелистника и узнаваемой ромашкой. Нет, такого мужика Вера Ивановна не заслужила. Удачно ему побегать от Лапшиных!
Документы… Проверки на истинность имени, данного при крещении, последние десять лет были тотальными и обязательными. Только иноверцам и разрешалось их избегать. Жандармы и кромешники лютовали, привязываясь к каждой мелочи. Вспомнились свои многочисленные проверки, знатно попортившие ей нервы. Светлана попала в приют без документов; родственников и знакомцев, которые могли бы под магической клятвой подтвердить её имя, у неё не было. Документы Генеральной консистории,
Громов обнаружил монограмму на одежде? Или на обуви? Или императорские украшения? Так мародеры в Санкт-Петербурге не дремали. До сих пор на тайных аукционах всплывали императорские вещи. Это не доказательство.
Особые приметы великих княжон, как то родимые пятна, шрамы или стоматологические карты, были засекречены и вряд ли вывезены кромешниками, отвечавшими за охрану императорской семьи, из Санкт-Петербурга. Громов не кромешник, чтобы знать особые приметы княжон. Со времен Ивана Грозного в кромешники брали только магов, подчинивших себе особый вид эфира — тьму. Громов точно не маг, чтобы носить черный, напоминающий монашескую рясу кафтан с вышитой на груди серебром собачьей головой — признак бесконечной верности.
Так что нашел Громов? Вот нехороший человек! Он что-то нашел, а она тут сидит теперь и голову ломает. Она решительно взбила подушку и легла на бок, освобождая свербящие от переполненности каналы от эфира. Может, не лучшее решение, но она устала от боли, которую причиняла благость, шагнувшая сегодня уже за шестую степень бури. Что-то действительно надвигалось — народ столь искренне давно не молился.
Только засыпать все равно не удавалось. Светлана вновь и вновь перебирала предположения: одежда, украшения, особые приметы… Может, над Сосновским в ночь жертвоприношения зарницы были? Когда в Санкт-Петербурге пролилась кровь Екатерины Третьей на капище, три ночи над северными широтами были светлы, как днем. Утренние иностранные газеты тогда, еще не зная, что случилось в России, пестрили предположениями, что это Никола Тесла все же осуществил свой беспроводной перенос энергии, который не удался у него в восьмом году.
Господа участковые приставы загадками говорить изволят, а она теперь мучайся! Хотя у неё своих забот хватало вместо того, чтобы ломать голову над загадкой Елизаветы. Пусть голова у Громова болит. Ей же нужно завтра, точнее уже сегодня, найти деньги для оплаты лечения баюши. Придется все же продать жемчуга — все, что осталось на память от прежней жизни. Другого выхода Светлана не видела. Утром выйдет на службу Смирнов, так что подставы с новым дежурством можно не опасаться. Богдан Семенович не чета Мишелю и на службу ходил исправно, не то, что княжич.
Волна озноба накатила на Светлану без предупреждения, и забившись с головой под плед, она старательно дышала, выдыхая через рот, чтобы хоть так согреться. Сон её все же сморил, и под утро пришли кошмары.
Ледяная волна, накрывшая с головой.
Боль в бедре, куда с силой воткнулся какой-то деревянный кол.
Удары со всех сторон от бешено крутящихся в воде бревен, бочек и какого-то совсем не определяемого мусора.
Чьи-то руки.
Дикий голод и полгода беспризорничания.