Кровь в моих жилах
Шрифт:
Голос в кристальнике взмолился:
— Душа моя, это последний раз, когда ты заменяешь меня на дежурстве. Прошу… Умоляю… Сжалься — больше никогда, душой тебе в том клянусь! Светлана, свет моих очей, прошу.
Она не любила, когда её именем так игрались:
— Михаил Константинович, прекратите паясничать.
Мишель, явно где-то в своем поместье, наслаждаясь теплом и уютом, булочками и чаем, поправился и уже серьезно попросил:
— Светлана Алексеевна, прошу, выйдите на дежурство вместо меня. Последний раз — клянусь: дальше все изменится. Я больше никогда не попрошу вас о таком одолжении. Я в Волчанске, с семьей… Если вам сегодня, в этот светлый праздник, так важно быть дома, то я постараюсь
Светлана прикусила губу — уел, балабол языкастый. У княжича Волкова была большая семья, когда как Светлана стала круглой сиротой после «Катькиной истерики» десять лет назад. Надо же… Событиям, перекроившим Российскую империю и чуть не разрушившим её, уже было десять лет. Десять лет Светлана выживала одна, без поддержки родных. Она тихо сказала, понимая, что важнее семьи нет ничего — сейчас она есть, а потом огромная волна в одночастье может слизать весь город, убивая всех на своем пути:
— Михаил Константинович, не стоит приезжать в город — тут тихо. Праздники же. Я, конечно, заменю вас на дежурстве. Ничего страшного. Передавайте мои наилучшие поздравления вашей семье. Особенно князю Константину Львовичу.
Отец Мишеля был в Санкт-Петербурге в момент «Катькиной истерики» и из-за обрушившегося на город цунами, когда духи воды и земли сошли с ума, сильно пострадал, навсегда оказавшись привязанным к инвалидному креслу. Даже магическое лечение не спасло его раздробленный позвоночник.
Мишель воспрял:
— Светлана, ты свет в окошке, ты чудо! Я буду должен. Завтра, слово чести, я выйду на службу.
Она напомнила:
— Завтра в управе дежурит сам Смирнов, так что ваша жертва с выходом на службу, Михаил Константинович, будет напрасной.
— До завтра, душа моя, люблю тебя, — бархатисто попрощался Мишель.
— До завтра, — бесцветно сказала Светлана, отключая артефакт. Она залпом выпила остывающий кофе и вздохнула от жара в животе. Опять все планы на день пошли прахом. Иногда она искренне не понимала княжича, уже второй год упрямо выказывающего ей свое расположение. Он же не мог не понимать: пропасть между ними не заполнить ничем. Он княжич, пусть их семейство и растеряло часть своих богатств с гибелью Санкт-Петербурга. Он будущий князь Волков. Он сильный маг, второй ранг с возможностью первого при старании. Она же сирота из мещан, слабый маг четвертого ранга — на одну ступень выше, чем ничто. Ей в этом мире светит лишь личное дворянство при должном усердии на чиновничьем поприще. Она рано или поздно станет вечной титуляшкой, упершись в барьер, не пропускавший дальше женщин в России — высшее образование даже сейчас было редкостью, а Светлане и надеяться на него глупо: никто ей не оплатит учебу в университете, никто годы учения не будет её содержать. Попасть же в бесплатный Императорский набор она не сможет — не с её уровнем магии на такое надеяться.
Телефон на столе зазвонил, опережая Светлану — она собиралась телефонировать полицмейстеру, отчитываясь о ночном дежурстве. Она поставила пустую кружку себе на стол и подошла к телефону, поднимая тяжелую, отделанную деревом трубку:
— Магуправа. Дежурный маг Богомилова. Слушаю.
В трубке раздался незнакомый, хрипловато-простуженный мужской голос, низкий и довольно притягательный:
— Доброе утро, вас беспокоит участковый пристав Громов, Уземонский участок. В Сосновском парке обнаружено тело убитой, магдетекторы выдали слабый сигнал — то ли магическое убийство, то ли церковные эманации накладываются. Вы… — пристав замешкался, не зная, как продолжить.
Светлана сама закончила за него:
— Присылайте служебный магомобиль — я, конечно же, поеду с вами на вызов.
Трубка простудно кашлянула:
— Через полчаса будем у вас.
— Буду
Отчитавшись по телефону об отсутствии происшествий дежурному «титуляшке» городской управы (самого полицмейстера на месте не оказалось), накинув на плечи плащ и предупредив опоздавшего на службу Ерофея Степановича, письмоводителя и вечного коллежского секретаря, о вызове, Светлана выскочила на крыльцо. Магомобиля с эмблемой Уземонского участка еще не было. Хвостомойки, как всегда, опаздывали. С новым приставом, прибывшим на службу месяц назад из самой Москвы, Светлана еще не сталкивалась — с ним на выезды до этого ездил Богдан Семенович. Она знала только, что новый хвостомойка честолюбив и крайне хваток. По приезду в Суходольск за две недели он раскрыл дело о бешеном Волкодлаке, которого местные не могли год как найти. Если он так и дальше будет вести дела — скоро вернется обратно в Москву, перескочив через чин, а то и два. Так часто делали для своих чиновников — в Москве не особо поскачешь через чины, там таких и без молодого хвостомойки Громова хватает.
Небо окончательно затянуло низкими, черными тучами, и первые капли дождя застучали по мостовой. Светлана передернула плечами — опять мокнуть: зонт она забыла дома, а её летние туфли не долго выдержат во время затяжного дождя. Новые осенние ботинки она еще не купила — не успела, в том числе и из-за Мишеля. Старые же отказывался чинить даже местный домовой Тишка. Светлана нахмурилась — его блюдечко с молоком уже второй день стояло в холле так и не выпитое. Загулял? Заболел? Влюбился? Или что там может приключиться с домовым?
Улица, осенью очаровательно зеленая от обильно прораставшего между щелей тротуарной плитки мха, превратилась в волшебный лес — прохожие быстро раскрывали свои зонты, напоминавшие шляпки грибов: в этом сезоне с чьей-то дикой подачи стали популярны яркие расцветки. Светлана улыбнулась: если чуть-чуть пофантазировать, то прочь по улице плыли в сторону площади с церковью яркие красные мухоморы, рыжие лисички, зеленушки и какие-то еще, явно ядовитые, синие зонты.
Рядом лихо затормозил серый «Руссо-Балт» с эмблемой полиции на капоте и конкретно хвостомоек на дверцах. Светлана замерла — выходить под уже разбушевавшийся дождь не хотелось.
Задняя дверца открылась, и на улицу, открывая прилично-черный зонт, вышел Громов лично.
Светлана не угадала: он не был молод. Лет тридцать, а то и старше. Короткие темные волосы, зачесанные назад, стальные глаза, острые скулы, тяжелый, раздвоенный подбородок. Хорош собой, что уж скрывать. На погонах, не по уставу широких, были всего три звезды — коллежский секретарь, как и она. Забавно. В его-то годы. Неужели из разжалованных да сосланных в провинцию? И что же умудрился сотворить этот новый хвостомойка в столице, что его отослали столь далеко, хотя и не в Сибирь?