Кровь в моих жилах
Шрифт:
Светлана поправила Петрова:
— Сказки это про идола. Идола в Днепр скидывали по приказу князя Владимира.
— Нуууу, мало ли идолов было. Можа и тут было, — не удержался Синица, откровенно разворачиваясь в кресле и глядя на Светлану. — Если не богатырская, то чья чешуйка была?
— Полозова, — сказала она очевидное и не удержалась от шпильки: — хоть некоторые и думают, что полозово царство начинается восточнее.
«Некоторый» спокойно заметил:
— Век живи — век учись, Светлана Алексеевна. Какие еще диковинки тут встречаются, расс…
Синица азартно спросил,
— А про русалок чё скажете, Светлана Лексевна? Живут в Идольмене аль нет?
— Живут, — подтвердила она. — Сама видела.
— И как?! — Синица даже подался к ней с горящими глазами. — Красивые?
Громов не выдержал и вмешался:
— Утопленницы это, Синица. В белых рубашках да простоволосые. Защекочут и утащат на дно несмотря на крест на груди. Оно тебе надо?
Синица выпрямился и важно заявил:
— Так я для интересу и сугубо для поддержания беседы. Вот, бают, еще и про котов-баюнов. Я сам Лукоморье не видел… Говорят, пал тот дуб и сгнил. Давно.
Громов заметил:
— Лукоморье не тут было. И не путай, Синица, баюнов, сидящих на железных столбах, с учеными котами. Это разные виды.
Синица напоминал любопытного щенка: вновь растерял всю важность и простодушно уточнил:
— И как понять: ученый кот аль баюн?
— Вот прибьет тебя до смерти кот, сразу поймешь, что то был баюн, а заговорит до смерти — ученый, — крайне серьезно пояснил Громов. Пряча смешинки в уголках губ, он оглянулся назад, на черные вплоть до Идольменя небеса. — Все же до чего необычная аномалия. И почему тогда город Суходольском назван?
Живот Светланы выдал голодную трель, напоминая, что кофе с утра ему было мало, и она сконфуженно отвернулась к окну — там уже тянулся Сосновский парк, больше напоминающий лес: высокие, почти корабельные сосны перемежались редкими золотыми березовыми колками. С другой стороны дороги, по которой еле плелся магомобиль, стояли ладные, деревянные дома, украшенные резными кружевами.
Петров, спасая Светлану, пояснил для Громова:
— Говорят, что из-за четырех сухих долов, оставленных змием, которого запрягли в плуг, когда делили Навь и Явь тут.
Громов вновь напомнил очевидное:
— Змей тот не тут землю делил — он утонул в Каспийском море.
Синица фыркнул:
— Да мало ль на Руси змиев было. Одного могли и тут запрячь. Я вот слышал, что видали тут огненного змея в небесах.
Светлана повернулась к Синице, забывая о виде в окне:
— Это маниака? Не слышала, чтобы он тут обитал.
Синица, довольный тем, что ему удалось перещеголять в знаниях мага, принялся пояснять:
— Не, не маньяка, маньяков у нас тут нету. Волкодлак был, так его Александр Еремеевич лично пристрелил, подлеца. Огненный змей, в Идольмень падает звездой, там и живет.
Громов вновь вмешался, менторским тоном поправляя Синицу:
— Маниак, а не маньяк. Маниак, чтобы ты знал, Синица, по вдовам ходит да прелюбодействует, мужем умершим прикидываясь. Инкуб по-научному называется. — Он поправил фуражку, которая лежала у него на колене, и пробормотал: — холера, не приличный провинциальный город, а заповедник сказок
Петров остановил магомобиль у ворот парка, где в ожидании пристава стояли околоточный собственной персоной, молодой парень-городовой еще в летнем белом кителе, какой-то непонятный старик в меховой жилетке поверх косоворотки — сторож, наверное, — и мужчина в цивильном прогулочном костюме со спаниелем на поводке.
— Приехали, вашбродь, — сказал очевидное Синица. — И сказки у нас хорошие. И места хорошие. И нечисть хорошая.
Петров, выходя первым, заметил:
— Это потому, что кромешники почти все подчистую погибли при Бешеной Катьке. Некому теперь нечисть истреблять.
Синица передернул плечами и крамольно сказал, открывая дверцу:
— Туда им и дорога! Кромешникам, конечно.
Светлана была с ним согласна, а вот Громов нет — он в упор посмотрел на Синицу, а потом перевел тяжелый, исподлобья взгляд на Светлану:
— Опричники честно выполняли свой долг.
Она не удержалась от замечания, тоже открывая дверь магомобиля:
— Так выполняли, что их со времен Ивана Грозного пуще смерти боятся.
Она спешно вышла из магомобиля, не позволив Синице предложить помощь — не хотела слышать ответ Громова. Этот явно был на стороне кромешников. Впрочем, его «холера» до неё все же донеслась.
Громов вышел из магомобиля, тут же надевая на голову свою фуражку. Он снова оглянулся на черную сплошную стену воды, скрывавшую город, притулившийся на краешке Идольменя. Тут, в бывшем Сосновском было хорошо. Ярко светило уже поднявшееся над лесом солнце, обещая днем жару. Пролетали мимо паутинки, неся прочь своих хозяев. Мимо, хлопая крыльями и ища последние цветы, промчалась бабочка. Шуршали золотые листья по дороге. Поднималась под легкими порывами ветра пыль. Блеяла привязанная на веревку коза, звеня боталом. Лепота!
Завидев начальство, околоточный тут же деловито направился к магомобилю и взял под козырек. Городовой от него не отставал. Господин Зверев, а судя по жмущейся к его ноге собаке, именно он это и был, остался возле сторожа. Громов на ходу представил Светлане полицейских и принялся выслушивать немного сбивчивый доклад, суть которого сводилась к одному: получив сведения от господина Зверева о трупе, к оному трупу не ходили, чтобы не испортить улики и не затоптать следы. Удобная позиция, однако! Не прикопаешься к такому служебному «рвению» — они же старательно охраняли единственные ворота от посторонних.
Колокольный звон плыл над землей, напитывая воздух благостью. Вечером можно будет попробовать намагичить что-нибудь из недоступного третьего ранга: и сил хватит, и ни один магдетектор не заловит. Светлана блаженно закрыла глаза, наслаждаясь золотой, как и положено по календарю, осенью. Теплое солнце согревало спину, уговаривая снять ненужный плащ. Где-то деловито загоготали гуси, и с детства их боявшаяся Светлана подошла ближе к Громову, стараясь чтобы он стеной стоял между ней и гуляющей беспризорно по дороге стаей. Громов сей маневр заметил, но вслух ничего не высказал. Синица с земли превентивно поднял хворостину — тоже, наверное, не раз страдал от гусиных укусов в детстве.