Кровь Заката
Шрифт:
Жар, исходивший из его ладоней, буквально прожег ее насквозь, она сжала зубы, а потом выпалила:
– Может, потом? Я подождать могу. Сколько нужно…
– Столько не живут, не только не ждут. – Голубые глаза были серьезными и спокойными. – Уходи, прошу тебя.
Пепита ушла. Столик был готов, но она не захотела остаться, только взяла охапку роз, которую притащил спешно отряженный за цветами поваренок. Седой проводил девушку взглядом и снова уткнулся в свой кувшин. Люди входили и выходили. Несколько раз подходил хозяин, спрашивая, не нужно ли чего монсигнору, и, кляняясь, уходил, получив за труды еще монету. Кувшин сменили два раза, но незнакомец и не думал пьянеть, взгляд удивительных глаз оставался все таким же ясным и отрешенным. Около полуночи дверь
2862 год от В.И.
Вечер 15-го дня месяца Медведя.
Арция. Мунт
Агнеса волновалась. Очень волновалась. Еще бы, сегодня она станет женщиной. На четвертый год замужества, сказать бы кому, не поверят, но это так… Отец и мать держали ее в ежовых рукавицах, да, правду сказать, ее благосклонности никто особенно и не добивался. Брак с ней еще мог устроить некоторых нобилей, желающих породниться с королевской фамилией, но о любви, тем паче запретной, и речи не было. Ей, впрочем, никто тоже особенно не нравился. Она куда чаще думала о троне, чем о поцелуях украдкой в розовом саду, потому-то, когда ей объявили о том, что ее руки просит король Арции, она не раздумывала. Про Пьера Агнеса знала только то, что он старше ее, но ненамного. Последнее радовало, иметь в мужьях старика Агнесе не хотелось, равно как и бедного родственника, польстившегося на ее положение, тем паче приданое у нее было не ахти какое. Однако, как выяснилось, возраст – это еще не самый большой недостаток, который может быть у мужчины. Ее, с позволения сказать, муж оказался полнейшим чучелом, над которым открыто смеялись на улицах и тайно во дворце, который жил своей жизнью.
Ифранка ничего не понимала в арцийских делах, ей все казалось чужим, непонятным и неприятным. Женщины были слишком красивы и роскошно одеты, кавалеры говорили малопонятно, читали дамам вирши, состоявшие из сплошных намеков, и все это блестящее и шумное сборище молодую королеву словно бы не замечало. А она была слишком гордой и неловкой, чтобы в него войти и занять причитающееся ей место. На приемах и балах она получала положенные по этикету знаки внимания, но и там все портил противный Пьер, которого приходилось держать за руку и одергивать, когда он принимался распихивать по карманам сласти. Агнеса проверяла, не сунул ли он за пазуху одного из своих отвратительных крысят, следила за тем, чтоб он не переел и не сказал чего-нибудь особенно глупого. Она прекрасно танцевала, но Пьер не мог сделать в танце ни одного па, а пригласить королеву мог только король или придворный, который догадался бы спросить у него разрешения. Но разрешения никто не спрашивал.
Конечно, веди Жозеф себя иначе, было бы другим и отношение к его племяннице. Но, увы… Ифрана не только не дала за ней ни гроша, но и не пошла ни на какие уступки, стычки на границе продолжались. Она была не вестницей мира и даже не заложницей (родственнички пожертвовали бы ею и не чихнули), а бесплатным приложением к слабоумному королю. За три года Агнеса успела возненавидеть и Арцию, и Пьера, и всех своих новых знакомых. От вспышек гнева ее удерживала лишь шаткость собственного положения. Брак фактически так и не состоялся и мог быть расторгнут в любое мгновение, а возвращаться к отцу опозоренной было еще хуже, чем прозябать в Мунте.
Правда, был человек, который к ней относился с постоянной ласковой почтительностью. Именно он рассказывал о том, что творится в стране, пытался повлиять на Пьера и сделать их брак чем-то большим, чем сон в одной постели. Это было мучительно, потому что у короля была отвратительная
У Агнесы совсем уж было опустились руки, когда Жан Фарбье решился на серьезный разговор с ней. Граф был круглым дураком, выжидая три года и пытаясь свести ее с муженьком. Оказывается, из ее положения есть выход. Очень простой. Стать матерью наследника. И это будет настоящий наследник, так как в жилах Фарбье течет кровь Арроев, а то, что его герб раньше был отмечен кошачьей лапой, то это не волнует никого, кроме герольдистов. Агнеса согласилась сразу же. Ее не устраивало, чтобы все досталось каким-то Тагэре, заклятым врагам Ифраны, которые даже не сочли нужным приехать в Мунт, дабы поцеловать руку новой королеве. И потом, за три года безысходности она заслужила право на настоящую жизнь! Фарбье недурен собой, он держит Арцию в руках, для своего сына он, разумеется, сделает все. А ей можно не бояться быть пойманной на измене королю, что в лучшем случае закончилось бы разводом, а в худшем – публичным позором и пожизненной ссылкой в отдаленный дюз. Если б не это, Агнеса постаралась бы разнообразить свою жизнь и раньше, но ее отношения с Пьером были слишком очевидными, чтобы можно было спрятать концы в воду. Другое дело, когда ее союзником становится всемогущий Фарбье. К тому же, похоже, она ему нравится.
Королева придирчиво оглядела свое отражение. Конечно, будь это в ее власти, она бы сделала нос поменьше, а губы попухлее, но волосы и глаза очень даже неплохи. Смугловата? Не беда! Платье цвета спелого абрикоса это скроет. И потом, можно задернуть портьеры и зажечь свечи, при их свете все становятся красивее. Жан не будет настаивать на ярком освещении, иначе ему придется признать, что он носит парик, а мужчине легче признаться в пяти убийствах, чем в одной лысине. Королева защелкнула на шее ожерелье из крупных гранатов, подмигнула своему отражению и, набросив на плечи атэвскую шаль цвета слоновой кости, вышла из комнаты.
2862 год от В.И.
Вечер 15-го дня месяца Медведя.
Арция. Мунт
– Ты сошел с ума, – пожилой менестрель залпом осушил кубок лучшего вина мэтра Тома и налил себе еще, – что ты здесь делаешь?
– То же, что и ты, полагаю, – сверкнул глазами седой, – не думаю, что меня здесь кто-то вспомнит, разве что ты… А вот тебя точно не признать.
– Так выглядел мой учитель… Давненько это было.
– «Давнее видится как наяву, а «сегодня» нам кажется сном» – так, кажется, писал… как же его звали…
– Ты помнишь?
– Я помню Проклятый знает что! Никак не могу понять, почему одно остается в голове, а другое куда-то уходит. Ну, будь здоров и по возможности счастлив.
– Обязательно буду, а тебе разве…
– Я могу пить, друг. Я много чего могу… Да не бойся ты за меня, я должен дождаться, и я дождусь. На это меня хватит.
– И все равно не стоит!
– Стоит, эмико, – седой засмеялся, откинув рукой со лба белую прядь, – ой как стоит. Ты это знаешь не хуже меня. Есть дела, которые за нас никто не сделает. Тут даже ты мне не помощник, хоть я и чертовски рад тебя видеть не на этой дурацкой скале. Как ты меня отыскал?
– Ну, отыскать тебя не проблема, по крайней мере для меня… Я понял, что ты в Мунте, а дальше… Видел, как собака идет верхним чутьем? Так и я. А лошади этой твоей голову мало отвернуть.
– Оставь животное в покое, он не хотел, я его уговорил.
– Ты кого хочешь уговоришь. И все же, что ты затеял?
– Да так, нужно кое-кого разбудить. Время пришло, Проклятый бы побрал эту старуху, накаркала!
– Я с тобой? – Нет. Это только мое… У тебя и своих дел хватает. Ты был там?
– Да. Все тихо, разве что трава начала расти. Степь, она быстро раны затягивает. Но они не выходили.