Кровавая ассамблея
Шрифт:
Сам же Петр Андреевич от такого удара едва не выпал со своего кресла-качалки, но все-таки не выпал и лишь закачался в нем, глядя на меня растерянным взглядом.
— Сумароков! — взвизгнул он. — Как ты это сделал?!
— Все, как вы учили, Петр Андреевич, — ответил я, ухмыльнувшись. — Безупречное владение заклинаниями, контроль над силовыми линиями и творческий подход к своему ремеслу!
Амосов неуклюже поднялся с качающегося кресла и принялся отряхивать с себя остатки «лунного маяка». Потом стянул с головы парик, встряхнул его, сплюнул в сердцах и швырнул его на кресло. Хотел допить
— Пес хитрожопый, такое вино испортил! — выругался куратор. Потом глянул на меня и расхохотался. — Ладно, Алешка, считай, что на это раз переиграл ты меня! Получаешь зачет по эфирной магии. Только не сильно там задавайся! «Эфирка» — самое простое, что может освоить чародей. А с этого дня я начинаю тебя обучать настоящей, тяжелой «гибридной магии». И только освоив ее полностью, ты начнешь свой путь к настоящему мастерству!
Он подкинул бокал с вином в воздух, сделал едва уловимый пасс обеими руками, и бокал растаял без следа. Вместе с ним исчезли потеки «лунного маяка» на камзоле и лице.
— Понял? — грозно спросил Амосов.
— Точно так, Петр Андреевич, понял! — отрапортовал я.
— То-то же! — куратор погрозил мне пальцем. — Кстати, у меня для тебя есть новость. Учитывая, что ты успешно сдал экзамен по эфирной магии, к тебе закрепляется собственный ученик. Так сказать, неофит, которого ты будешь обучать «эфирке». Я представлю вас немного позднее. А пока перейдем к новой теме, аспирант!
Небрежным взмахом руки Амосов изничтожил свое кресло-качалку вместе с великолепным столиком и прошелся передо мной по лужайке, стараясь не наступать на нежные розовые цветочки, проглядывающие среди сочной травы.
— Что тебе известно о гибридной магии? — спросил он, взглянув на меня строго.
Я неопределенно пожал плечами. Представление об этом я и в самом деле имел весьма расплывчатое, четко понимая лишь одно: «гибридка» — и есть та самая настоящая магия, владение которой и делает из обычного аспиранта полноправного чародея. Волшебника в полном смысле этого слова.
— Гибридная магия — это большой раздел магии Синей Линии, всеобъемлющая наука о свойствах магического поля и об управлении им, — ответил я, старательно припоминая все, что ранее слышал о гибридной магии.
— Об управлении?! — воскликнул Амосов. — Это весьма распространенная ошибка! Ни один маг, будь он хоть самый растреклятый магистр, не способен управлять магическим полем, которое также принято называть Великим. Возможно лишь использование некоторых его свойств, но даже эта способность не делает мага повелителем Великого поля. Потому как на основе этого поля и создан весь наш мир. А, значит, научиться повелевать Великим полем — означает стать равным Богу. Но я ничего не слышал о магах, равных Богу.
— Я понял вас, Петр Андреевич, — отозвался я со смиренным видом. — Не управлять, а использовать.
— Откровенно говоря, — продолжил куратор, — «эфирка» тоже является частью гибридной магии. Ее поверхностным слоем столь высоких энергий, что они сами готовы выплеснуться в наш мир в виде плазменных шаровых сгустков, огненных дуг и прочих зрелищных забав, которыми так любят бросаться друг в друга молодые маги…
— Не особо, — не согласился я. — В наше время, когда чародейство находится под сильнейшим государевым давлением, открыто демонстрировать свои магические умения довольно опасно для здоровья. Порой я позволяю себе использовать некоторые психотропные элементы эфирной магии, но только в тех случаях, когда при этом отсутствуют нежелательные свидетели.
— Похвально, похвально… — покивал Амосов. Вид у него стал довольный, как у сытого кота. — Растешь в моих глазах, аспирант! Однако вернемся к гибридной магии, ведь именно о ней сегодня наше занятие… Не стоит считать Великое поле чем-то отдельным от нашего мира. Оно не находится где-то далеко в космосе, оно пронизывает все и вся прямо здесь и сейчас, и все живое на Земле является в каком смысле его порождением. Плодом некоторых его свойств, так сказать. В этом контексте можно считать, что все мы дети Великого поля, которое по праву считается правой рукой Бога. Но лишь только магам позволено испить из его вод той живительной влаги, которую мы называем гибридной магией. И даже наше сознание — это не просто порождение нашего тела, предназначенное для наилучшего изучения окружающего мира. Это суть есть канал, через который личность человека связана с Великим полем! Любого человека, причем, не обязательно мага. Но только маг способен эту связь ощущать.
Подобное утверждение меня слегка покоробило. Нет, моя вера во всемогущество магического поля нисколько не уменьшилась, но все же мнение о том, что мой собственный разум принадлежит вовсе не мне, а Великому полю, мне показалось излишне смелым.
— Я вижу, аспирант, ты сомневаешься в моих словах, — задумчиво произнес куратор. — Хорошо, попробую привести доказательства. Рассмотрим один показательный пример… — Он перестал расхаживать по лужайке и остановился в нескольких шагах от меня, обратившись ко мне лицом. — Что ты думаешь по поводу подсадных сущностей?
Я немного растерялся.
— Подсадных сущностей? Э-э-э… Честно сказать, я вообще ничего не думаю по этому поводу, Петр Андреевич. Как-то никогда не доводилось встречаться. Я, конечно, слышал об одержимых и всяких прочих лярвах, что могут вселяться в девиц, и тогда те принимаются распутничать и гулять с мужчинами почем зря… Но на этом мои познания и заканчиваются! Знаете, обычно мне все это представлялось в эдаком шутливом свете.
Амосов приставил ко рту кулак и негромко в него кашлянул.
— Шутливом… — повторил он, качая головой. — Ничего веселого в том не вижу! И сейчас попробую в этом тебя убедить, аспирант.
Он внезапно замолчал и задрал голову вверх, да так сильно, что лицо почти исчезло из поля зрения, но зато его крепкая шея с мощным округлым кадыком, наоборот, стала отлично видна. Кадык этот двинулся вверх-вниз пару раз и замер. Петр Андреевич вдруг стал похож на статую в саду князя Бахметьева, разве что был одет.
— С вами все хорошо? — обеспокоенно уточнил я, когда понял, что мой куратор пребывает в неподвижности уже некоторое время. И это не было неподвижностью человека, вдруг впавшего в задумчивость, а скорее она была какая-то трупная, словно окоченевшая.