Кровавая графиня
Шрифт:
— Что ж, пожалуйста, пусть будет так, как мы условились, однако после нашей встречи у Эстерхази в Прешпорке многое изменилось. Тогда подтверждение было оружием в ваших руках. Сегодня же вы не должны принуждать меня к женитьбе, ибо я так люблю Эржику, что женился бы на ней даже против вашей воли. И я до смерти буду вам признателен, что вы выбрали для меня восхитительнейшее создание и сделали меня самым счастливым человеком на свете!
Алжбета Батори после минутного колебания подошла к тяжелому ларцу с различными документами, подняла
— Хорошо, верну вам подтверждение, — сказала она, приближаясь к нему, но, заподозрив что-то, внезапно остановилась. Она явно изменила свое решение. Заметив, с какой жадностью стремится граф овладеть пергаментом, она засомневалась, не затеял ли он эту игру лишь ради того, чтобы заполучить в руки опасный документ.
И она снова двинулась к ларцу.
— Завтра я вам верну его, только завтра!
Уничтоженный документ
Но она и оглянуться не успела, как граф Няри бесшумно подскочил к ней и вырвал свиток из рук.
Это совершенно ошеломило ее.
Лицо у графа Няри было точь-в-точь таким же, как и месяц назад у Эстерхази, когда он впервые попытался завладеть пергаментным свитком. Но сейчас оно пылало еще большей ненавистью и отчаянной отвагой. Прежде чем она опомнилась, он развернул свиток над пламенем свечи на письменном столе. Когда пламя вгрызлось в него, она подскочила и, не боясь обжечься, попыталась выхватить уничтожаемый документ. Но граф схватил ее за руку и прошипел:
— Двинетесь — так этот нож…
На столе блестел нож для заточки перьев, длинный, остроконечный и тонкий, как бритва. Она не сомневалась: стоит ей двинуться, граф Няри осуществит свою угрозу. И потому она, уже не трогаясь с места, наблюдала, как неумолимое пламя пожирает это мощное оружие.
Красноречивый документ опал на стол черными обугленными комками. Граф Няри, взяв их на ладонь, стал растирать в пепел. Лицо у него при этом смягчалось все более и более, а когда он сдул с ладони последние хлопья пепла, он уже улыбался, как прежде. Снова перед графиней он стоял воплощенной учтивостью и любезностью.
— Разрешите мне, сиятельный друг, — заговорил он как можно более сокрушенно, — поцеловать вашу руку, которую я сжал так, что вам стало даже больно, разрешите мне попросить у вас прощения, что я так напугал вас угрозой, осуществить которую я никогда бы не смог. Мне надо было уничтожить документ, который вам не нужен, поскольку он уже выполнил свою задачу, и воспоминание о нем разве что омрачало бы мне минуты наивысшего блаженства.
Чахтицкая госпожа была в замешательстве.
Ее трясло от злости. С каким удовольствием накинулась бы графиня на него и выцарапала бы ему глаза, нагло улыбавшиеся на его любезнейшем лице. Однако дразнить его было бы опасно: она превозмогла гнев, придала своему лицу выражение всепрощения и постаралась быть как можно более приветливой.
— Вы в самом деле напугали меня, мой
— О, я обладаю еще многими качествами, о которых вы не имеете понятия, сиятельная графиня. Надеюсь, вам еще представится случай узнать их.
Хотя он смотрел на нее улыбчиво, маленькие, блестящие глаза его пылали зловещим огнем.
Тревога, страх охватили ее. С той минуты, как он уничтожил роковой документ, она ощущала свою беспомощность перед ним. Было ясно, что они поменялись ролями Теперь уже она игрушка в его руках.
— На прощание я позволил бы себе выразить еще одно маленькое пожелание, сиятельная графиня, — сказал он просительно.
— Я с удовольствием исполню его, если это в моей власти, — ответила она с притворной готовностью и любезностью.
— Меня трогает ваша готовность, но я не злоупотреблю ею. И прошу-то я о пустяке. Я заслужил и ваш гнев, дорогой друг, и ваше наказание. Я опасаюсь, что вы за мое дерзкое поведение могли бы мне отомстить способом, который глубоко бы меня ранил. Я не хочу, проснувшись в день свадьбы, услышать, что к свадьбе все приготовлено, а невесты нет.
— Вы напрасно беспокоитесь…
— Я не до такой степени ослеплен любовью, чтобы не видеть: Эржика не любит меня и ее расположение мне еще предстоит завоевать. Не хочу поэтому подвергать себя опасности. Под вашим влиянием или по собственной воле она может перед свадьбой вдруг исчезнуть.
— И как бы вы хотели застраховать себя от подобной опасности?
— Самым простым способом. С вашего позволения я поставил бы перед дверью моей суженой стражу. Пятерых надежных гайдуков.
— Я предоставлю вам их.
— Благодарю, дорогой друг, но я рассчитываю только на своих гайдуков.
Она и с этим согласилась. Попрощались они дружески, но оба чувствовали, что нет уже ни слов, ни масок, из-под которых не выставляла бы рожки взаимная ненависть. И они уже провидели минуту роковой схватки и окончательного расчета.
Дора, должно быть, ждала ухода графа; едва он вышел, как она примчалась к госпоже.
— У тебя все готово, Дора? — спросила графиня, ожидавшая ее вечернего сообщения.
— Готово, ваша милость. Майорова мне сказала, что это самый сильный яд, который ей известен. Растворенный в жидкости, он действует мгновенно. Человек, выпивший его, рухнет, будто его хватил удар.
— Я довольна и тобой и Майоровой, Дора. Но полное удовлетворение я получу лишь завтра, когда наше дело выгорит.
В эту минуту у нее вдруг родилось подозрение, не собирается ли граф сам сделать с Эржикой то, от чего он предостерегал ее.
— Дора, — сказал она взволнованно, — всю ночь глаз не смыкай, даже на миг не вздумай вздремнуть. Собери десять гайдуков. Пятерых поставь в коридоре около комнаты графа Няри, а с остальными сторожи под его окнами.
— Уж не собрался ли он бежать?