Кровавая графиня
Шрифт:
— Тебе будут завидовать, что ты жена известного ловеласа. Ты будешь носить славное имя, которое обеспечит тебе всеобщее уважение и восторг, ты станешь так богата, что превзойдешь даже меня. Во всей стране ни у кого нет столько золота, драгоценных украшений и каменьев, как у твоего будущего супруга.
— Я не мечтаю ни о золоте, ни о богатстве, матушка, — сказала девушка со слезами на глазах. — И не мечтала бы даже в том случае, если бы не должна была платить за это собственным счастьем.
— Ты еще ничего не знаешь ни о жизни, ни о людях,
— И женой графа Няри! — вырвалось у несчастной девушки.
— Да, и женой графа Няри. Ты станешь ею, но он не станет твоим мужем! Не понимаешь? Ну так послушай, я открою тебе глаза, успокою твое сердечко, истерзанное напрасными страхами.
Однако это вступление еще больше растревожило Эржику. Подозрение, давно возникшее у нее, но все время подавляемое, снова проснулось.
— Верь мне, Эржика, ты упала бы в моих глазах, если бы запылала искренней любовью к этому юбочнику. Я тоже презираю и ненавижу его. Именно поэтому я выбрала его: он даст тебе все, что я считаю для тебя необходимым. Я выбрала его потому, что смогу легчайшим образом убрать его, как только он сделает то, что я от него ожидаю.
Эржика в страхе уставилась на графиню.
— Как ты хочешь его убрать?
— Он поведет тебя к алтарю, перед Богом и перед светом ты станешь его женой. И у меня в руках будет завещание, неподвластное никаким случайным обстоятельствам, завещание, которым он сделает тебя наследницей всего своего движимого и недвижимого состояния. От алтаря он приведет тебя домой, в мой замок, к пышно накрытым столам, к веселым свадебным гостям, съехавшимся со всей страны.
Девушка слушала мать с затаенным дыханием.
— Но из-за того стола он уже не поднимется.
— Ты хочешь его отравить?! — побледнела дочь.
Мать рассмеялась сухим смехом, вызвавшим ужас у Эржики.
— Отравить, убить? — ответила она, смеясь. — Что ты, Эржика! Человек, у которого столько друзей и знакомых, жизнь которого столь важна для палатина и короля — он же просто незаменим, твой будущий супруг! — такого человека нельзя убрать просто, как любого смертного.
— Что же с ним произойдет? — спросила Эржика, совсем сбитая с толку.
— Граф Няри на свадебном пиршестве сам отравится… Можешь на это полностью рассчитывать. В день свадьбы он не доживет до вечера!
— Но как ты можешь знать, что сделает граф Няри двадцать пятого сентября? — спросила Эржика, и сердце у пес наполнилось трепетом при виде лица матери.
Из ее искрящихся глаз словно взвивались зеленоватые язычки пламени. Она нахмурилась, будто изрекая смертельный приговор, и тонкие губы ее совсем сузились в презрительной улыбке.
— Больше ни о чем не спрашивай, Эржика, — сказала она мрачно. — Хватит с тебя моего уверения, что уже в свадебную ночь будешь вдовой, как и я, только богаче меня.
Она оставила дочь, объятую смятением. Не по нраву пришелся ей страх, увиденный в глазах девушки, явный укор и осуждение на ее испуганном лице.
Вскоре
— Ах, как я жалею, что вы уже уезжаете, ваша светлость, — говорил он жалостливым голосом.
— Не вы, дорогой друг, а мы должны сожалеть. Как нам будет не хватать вашего милого общества, и, признаюсь вам откровенно, я буду ждать вашего приезда в Чахтицы, пожалуй, с еще большим нетерпением, чем ваша влюбленная невеста.
— Я не заставлю себя долго ждать, ваша милость. Если позволят дела, которые завершаю одно за другим, я приеду уже двадцатого сентября, поскольку моя жизнь в Прешпорке или в Вене без невесты и без вас пуста, скучна и невыносима.
В таком тоне проходил их разговор, и Эржика приходила в ужас, наблюдая, как они притворствуют, проявляя друг к другу такое расположение и дружбу, в то время как в их сердцах кипит ненависть, способная даже на преступление.
— Прошу вас, сударь, — отозвалась Эржика, как только Алжбета Батори оставила их наедине, — не разыгрывайте комедию по крайней мере со мной. Я знаю, что вы не любите меня, так же как и я не люблю вас.
— Я люблю вас, — ответил он с улыбкой, которую считал обольстительной, но Эржике она представлялась фальшивой и отвратительной ухмылкой, — и уверяю вас, что моя любовь не мимолетное чувство, а пламя, которое обожгло мое сердце на всю жизнь. Жалею, что мне не удалось пробудить в вас, дорогая невеста, подобные чувства. Но мою печаль смягчает сладкая надежда: однажды голос моего сердца найдет у вас отклик.
Эржика горько улыбнулась:
— А вот мою печаль о том, что не могу говорить с вами столь же откровенно, как тогда на вечере у Эстерхази, ничто не смягчает. Между тем лишь откровенность могла бы помочь и вам и мне.
Он посмотрел на нее испытующим взглядом.
— И уж вам гораздо больше, чем мне, — присовокупила она.
— Мне же кажется, — ответил он с сомнением, нахмурившись и как бы выходя из своей роли, — что откровенность — как раз то, что могло бы помочь менее всего. Но почему бы вам не быть со мной откровенной? Я вынесу и самую жестокую правду и последую вашему примеру.
Она оглянулась, посмотрела, закрыта ли дверь, и вплотную приблизилась к нему. Лицо горело от возбуждения, глаза пылали.
— Сударь, я считаю своим долгом предупредить вас, — прошептала она. — Спасите себя! Исчезните до свадьбы. Речь о вашей жизни. Уверяю вас, в той же мере, в какой не хочу стать вашей женой, я не стремлюсь и к тому, чтобы стать вдовой, наследницей вашего состояния.
— Что это значит? — ужаснулся он.
— Скажу вам без околичностей. Если вы женитесь на мне, вы не доживете в день нашей свадьбы до вечера. Я предупреждаю вас, так как хочу предотвратить преступление.