Кровавая графиня
Шрифт:
Она поняла, что знахарка хочет что-то сказать ей, и потому чуть ослабила тиски пальцев.
— Хорошо, пусть я умру, — прохрипела знахарка, — но знай, госпожа, что ровно через год, день в день, ты тоже погибнешь!
Графиня Батори всмотрелась в ее страшное лицо, и ее пронизал холодный ужас. Туго сжатые пальцы соскользнули с тонкой, сморщенной шеи, и знахарка облегченно задышала. Это было невероятно, но она почувствовала, что спасена.
— Я всегда старалась принести вам одну пользу, ваша милость, — говорила она кротко, — а вы хотите вот так отблагодарить меня. Что
Алжбета Батори долгие годы верила знахарке. Теперь она содрогнулась, пожалев, что поддалась гневу и подвергла себя опасности. Как бы старая ворожея не обратила свою таинственную силу против нее.
— Я не убью тебя, — ответила она. — Хочу выслушать твои совет. Но если ты опять обманешь меня, я прикончу тебя, даже если мне самой пришлось бы последовать за тобой.
— Я никогда вас не обманывала, ваша графская милость. Если некоторые советы не оправдали себя, так это было не мошенничество, а ошибка. Я человек и могу ошибиться. Если вы мной недовольны, я с сожалением исчезну, ищите себе лучшую советчицу.
— Нет, я хочу выслушать твой совет. Хочу знать, отчего ванны ничего мне не дали, отчего невинная девичья кровь не вернула мне молодости, не защитила меня от старости.
— Я боюсь вам отвечать. Но я знаю причину, знаю и новый рецепт.
— Говори!
— Ванны не оправдали себя, — приглушенно, почти шепотом говорила Майорова, — потому что это была не та кровь, которая подходила бы вам и могла бы на вас подействовать. Это обычная кровь неведомо где пойманных девушек из низшего сословия. А на вас подействовать могла бы только голубая кровь!
— Голубая кровь! — вскричала потрясенная графиня.
— Голубую кровь можно обновить только голубой кровью!
Тут знахарка заметила, что на шкафчике лежит ключ. Она смело взяла его и открыла дверь. И вышла. С госпожой, в которой опять проснулась жажда жизни, она простилась спокойным, уверенным взглядом.
— А сколько времени потребуется, чтобы сказалось действие голубой крови? — спросила вдогонку графиня. В ее голове уже рождался новый замысел.
— Не более одного-двух месяцев, — ответила знахарка и исчезла за дверью.
От прежней сломленной женщины не осталось и следа — графиня снова видела перед собой лучшее будущее.
Одевшись, она вышла из спальни.
Дора робко сообщила ей, что два господина уже давно и терпеливо ждут, когда она их примет.
— Я не хочу никого видеть! — отрезала Алжбета Батори.
— Это господа из Великой Бытчи, — заметила Дора.
— От палатина? — Графиня побледнела.
— Да, от него.
Алжбета испугалась: неужели кто-то очернил ее в глазах палатина и обратил на нее его внимание и гнев?
— Тотчас приведи их! — приказала она.
Оказывается, никто не натравил на нее Дёрдя Турзо. Наоборот, он почтил ее приглашением на свадьбу. С сияющим лицом графиня заверила посланцев, что непременно приедет.
Она гостеприимно предложила
Потом, выйдя во двор, созвала прислугу. Челядь, дрожа от страха, окружила ее. Однако, к великому удивлению людей, госпожа вела себя так, будто ничего не случилось. Все ломали голову над смыслом ее нового приказа. Велено было привести в порядок град, чтобы можно было там жить. Убрать из многих залов пыль десятилетий, дополнить убранство новой мебелью и новыми коврами. И поторопиться с работой, чтобы до конца октября все было готово. Где-то на задворках она увидела гайдуков, не осмеливавшихся подойти поближе.
— Итак, ловцы разбойников уже вернулись? — спросила она голосом, от звука которого гайдуки встрепенулись. — Где Фицко?
— С этой минуты никто не смеет и шагу сделать по своему усмотрению! — воскликнула она, когда ей доложили, что Фицко отправился на свадьбу. — Как вернется, пусть тут же явится ко мне.
Горбун воротился только под утро. Он был так отделан, что вызвал бы в замке всеобщий смех. Но обитатели замка еще спали. Фицко был привязан к лошади и болтался на ней у самого хвоста, точно бесформенный мешок. Лицо было опухшим, бесчисленные шишки — большие и малые — играли всеми цветами радуги.
Конь остановился перед каморкой слесаря.
Павел Ледерер только что проснулся и, хотя заметил незадачливого всадника, не поспешил ему на помощь. Он вышел только тогда, когда конь прижался к стене, а Фицко пнул ногой в окно.
Хотя Павла так и подмывало расхохотаться, он напустил на себя вид серьезный и сочувственный.
— Тысяча чертей, ну и отделали тебя эти негодяи, приятель! — с притворным возмущением заметил он. Он отвязал Фицко, и тот, словно гнилая груша, шлепнулся на землю. — Двигайся живее, — посоветовал Павел, помогая горбуну встать на ноги. — Как бы тебя кто не увидел!
Фицко разом выпил кувшин воды, который стоял у слесаря на столе, и стал жаловаться:
— Не повезло мне, ох как не повезло!
Оказывается, едва он приблизился к замку, гайдуки заметили его, схватили и повели к графу Няри. А тот приказал гайдукам передать его в руки вольных братьев.
— Они, как бесы, выскочили из-за стола, — гневно рассказывал Фицко, — навалились на меня и стали играть со мной, как кошка с мышкой. Состязались — кто звучнее отвесит мне оплеуху. Пришлось подставить им лицо, не то они бы меня разорвали. Я едва не схожу с ума, как вспомню, что и бабы надо мной смеялись до слез. И Магдула… Ничего, горе вам, разбойники, я не останусь у вас в долгу!
— Едва ли ты с ними справишься, графиня распорядилась, чтобы никто ничего не предпринимал на свой страх и риск!
— А я буду поступать как мне вздумается, никому не дам распоряжаться мной. Поверь мне, я бы с радостью улизнул, не откладывая в долгий ящик. Что-то подсказывает мне, что госпожа плохо кончит, и каждый, кто останется с ней до конца, тоже поплатится. Я лично не останусь. Я сорву несколько тысчонок, расквитаюсь со всеми, кто мне тут ставил палки в колеса, и уж никто обо мне с Магдулой больше не услышит…