Кровавая месса
Шрифт:
– И вы в это поверили? Мари, будьте же благоразумны! Вы имели дело с сумасшедшей. Вы можете представить себе, чтобы барон вот так запросто бросил все свои планы, забыл о своем отчаянном желании спасти короля и его мать и послушно последовал в Англию за какой-то девицей, которая так решила? Это же просто смешно!
– Нет, совсем не смешно. Если я оставлю Жана, Мишель сумеет его уговорить. Когда он обо всем узнает...
– О чем узнает? Ради бога, Мари, из вас буквально клещами приходится вытаскивать каждое слово! – воскликнула начавшая уже сердиться Лаура.
– Что Мишель ждет ребенка... – И Мари снова зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.
Лаура
– Ребенка? – повторила она бесцветным голосом.
– Как, по-вашему, я должна бороться с этим? – захлебываясь слезами, спросила Мари.
Лаура пыталась совладать с гневом, который на мгновение ослепил ее. Ей отчаянно хотелось разбить что-нибудь.
– Нет! Нет, это невозможно! Только не Жан! Он никогда бы так не поступил. Он любит вас, Мари. Это бросается в глаза. Или он просто очень хороший актер...
Лаура тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Они обе знали, каким отличным актером был барон. Бац с легкостью перевоплощался в водоноса, в солдата Национальной гвардии, в квакера из Америки... всех его ролей было не счесть. Лаура внезапно поняла, что совсем не знает этого человека, слишком соблазнительного, чтобы женщины в его присутствии могли чувствовать себя спокойно.
– Вы говорили с ним об этом визите? – неожиданно резко спросила она Мари.
Та мгновенно села и посмотрела Лауре в лицо.
– Нет, только не с ним! Мишель просила меня хранить молчание ради его же блага.
– А вы должны покорно удалиться, не сказав ему ни слова?
– Это нужно сделать медленно, постепенно, чтобы не помешать Жану в его делах. Я поклялась Мишель, что ничего не скажу ему.
– Да вы с ума сошли! – взорвалась Лаура. – Вы совершенно лишились рассудка! Это наверняка просто наглая ложь. На вашем месте я бы вышвырнула девчонку за дверь и не стала давать ей никаких обещаний. Она воспользовалась вашей слабостью, вашей огромной любовью к Жану! Я бы все ему рассказала, как только увидела его.
– Нет. Не стану скрывать от вас, несмотря на все то зло, что она мне причинила, мне стало жаль эту молодую женщину. Самое начало беременности, да еще в такое время! Мишель плакала, умоляла меня...
– Я вижу, эта девица устроила настоящее представление, – презрительно заметила Лаура. – Просто комедия! Я уверена в этом, я это чувствую! Что ж, если вы были такой дурочкой, что дали ей клятву, то я сама сумею поговорить с бароном. Он должен все узнать!
Мари мгновенно села на постели. От возмущения слезы ее высохли.
– Если вы это сделаете, я больше не смогу считать вас моим другом! Я рассказала вам обо всем в надежде на вашу помощь... Я запрещаю вам говорить об этом с бароном!
– Мари, Мари, ну не будьте же такой глупышкой! Вы не можете так покорно смириться с подобной участью. Вы не должны становиться игрушкой в чужих руках, не должны позволить этой женщине разбить вам сердце!
Мари долго молчала, а потом посмотрела прямо в глаза Лауре. У нее на губах появилась грустная улыбка.
– Когда вы в первый раз приехали в Париж, госпожа маркиза де Понталек, разве вы не были готовы принять все от человека, имя которого носили и которого любили? Вы даже хотели умереть... И я тогда попыталась вас понять. А теперь речь идет о моей жизни, и я собираюсь ее прожить так, как мне будет угодно. Поклянитесь хранить молчание, Анна-Лаура, или покиньте этот дом!
В маленькой хрупкой Мари Гранмезон было в эту минуту столько величия и благородства, что Лауре стало стыдно. Мари
– Мари, я бесконечно дорожу вашей дружбой... Простите меня!
– Вы должны дать мне клятву!
– Я клянусь хранить молчание, но и вы должны мне кое-что пообещать.
– Что именно?
– Не торопите события, не покидайте ваш дом и ничего не меняйте в ваших отношениях с Жаном, пока он не осуществит все свои планы. Чего бы от вас ни потребовали и что бы вы сами ни думали на этот счет, я не сомневаюсь, что он любит вас... и только вас, – добавила Лаура и испытала вдруг такую боль, что не смогла с ней справиться. – Если вас не будет рядом, он может растеряться и наделать ошибок. Ему необходимо быть уверенным в вас.
Мари обняла подругу:
– Даю вам слово, Лаура. Я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы хоть в малейшей степени повредить Жану. И простите меня за то, что я заставила вас вспомнить о таких ужасных вещах.
Женщины долго сидели обнявшись и молчали, ища друг в друге утешение от боли и разочарования. Они и не подозревали, насколько их чувства схожи.
Из Шаронны братья Фрей привезли нового друга Шабо прямо в свой роскошный особняк на улице Анжу. Они оставили его ужинать и даже ночевать, потому что бывший монах был к вечеру настолько пьян, что не держался на ногах. С того дня трое мужчин и, разумеется, прекрасная Леопольдина практически не расставались. Они переживали своего рода медовый месяц, и в этом меде Шабо крепко увяз. Прошло несколько дней, и он предложил Конвенту снять печати с офисов банкиров и маклеров, упирая на то, что подобные суровые меры нарушают ход коммерческих операций. А поскольку Джуниус Фрей неплохо поработал со своим новым другом, Шабо добавил даже, что эти меры служат предлогом для фиктивных банкротств.
Шабо добился положительного результата. Печати сняли у всех банкиров, за исключением британских финансистов Бойда и Керра, в парижском сейфе которых хранились четыре миллиона. Подталкиваемый Фреем, Шабо кинулся в Комитет общественного спасения, где и встретился с Люлье, которого только что ввели в состав комитета. Люлье любезно принял его, выслушал, пообещал разобраться с этой «огромной несправедливостью», но ничего не сделал. Возмущенный Шабо нашел его снова, на этот раз в кабинете Люлье в ратуше. Тот многословно извинился, сказав, что у него слишком много дел, и пообещал, что на следующий же день все будет улажено, однако вновь не сдержал своего слова. Шабо вне себя от гнева вернулся к Фреям, и Джуниус утешил его.
– Не беспокойся больше об этом! Печати снимут. Бац обо всем позаботился – он в Коммуне делает, что хочет.
– Бац? Этот красавчик, с которым мы обедали у Мари Гранмезон?
– Он самый. Бац ее любовник, так что нет ничего удивительного в том, что он присутствовал на обеде.
– Постой, но разве не он пытался похитить короля по дороге на эшафот?
– Да, это был Бац. Но ты напрасно думаешь, что он роялист. Бац просто пытался заплатить старый долг чести. Людовик XVI был очень добр к нему, и Бац любил его. На самом же деле этот барон – друг революции. Не забывай, что он был депутатом Законодательного собрания. Его король умер, и теперь Бац думает только о благе Франции и служит ей, используя свои таланты финансиста. В высоких кругах его ценят, хотя некоторые ненавидят его и жаждут его гибели. У Баца много врагов, но, поверь мне, лучше быть его другом.