Кровавая месса
Шрифт:
Барон нахмурился. Это были первые плоды кошмарного «воспитания» башмачника Симона, продолжавшегося целых полгода. Пока он размышлял, как поступить, Лаура наполнила один из бокалов до половины и с улыбкой протянула его Людовику.
– Король прав, – заметила она. – Совершенно естественно, что его величество хочет отпраздновать вместе с нами свое освобождение.
– М-мм, как вкусно! – оценил мальчик, проглотив шампанское одним глотком. – Еще хочу!
– Это невозможно, сир, – резко ответил Бац. – Вино возбуждает, а вы, король, должны подумать об отдыхе. Мы останемся здесь только до завтрашнего
– Кто вы такой, чтобы требовать от меня этого?!
– Ваше величество обо всем узнает, когда окажется в безопасности. Я буду иметь честь назвать вам мое имя, а потом покину вас. Но пока я просто Жан.
– А я хочу все знать сейчас!
– Вы говорили «я хочу» Симону?
Мальчик покраснел и опустил голову, но исподлобья продолжал смотреть на человека, осмелившегося говорить с ним так сурово.
– С ним мне, по крайней мере, было весело, – пробормотал Людовик. – Он рассказывал мне истории, учил всяким новым словам...
Лаура взглянула на барона, увидела, как раздуваются его ноздри, и, поняв, что сейчас последует взрыв, поспешила вмешаться:
– Ваше величество, комната готова. Завтра у нас будет достаточно времени для разговоров. Подождите меня, – обратилась Лаура к мужчинам, – я скоро вернусь.
Она протянула мальчику руку, но тот сделал вид, что не видит этого, и сам направился к двери. Мужчины склонились в поклоне, а Лаура вышла следом за Людовиком. Когда она вернулась, то Дево, Кортей и Питу уже уехали. Барон стоял у камина, поставив ногу на подставку для дров, и так мрачно смотрел в огонь, что молодая женщина встревожилась.
– Что-то не так? – негромко спросила она.
– Да! Должен признаться, что я ничего не понимаю. Этот мальчик должен был быть счастлив – ведь его вырвали из ада! А мне кажется, что он об этом жалеет. Единственное, что порадовало его, так это шампанское. Он даже не поблагодарил нас...
– Возможно, мы напрасно сразу начали обращаться с ним как с королем. Естественно, что и он с этого момента видел в нас только слуг. Симон вел себя с ним совершенно иначе. Для него это был обычный ребенок, и он учил его так, как учат детей из народа. Неудивительно, что мальчик растерялся. Вполне вероятно, что башмачник поил его только затем, чтобы Людовик забыл как можно быстрее прекрасное вчера и стал таким же, как сам Симон. А эти «новые слова», о которых говорил Людовик... Я уверена, что Симон научил короля ругаться. Вы должны радоваться, что мальчик не продемонстрировал свое умение перед нами.
– Возможно, вы правы. Но не стану скрывать от вас, что первое впечатление меня разочаровало. Скажите, когда вы укладывали его спать, он что-нибудь спрашивал о родителях?
– Нет. Но я не сомневаюсь, что мальчик все знает об их судьбе. Этот ужасный Симон вряд ли лишил себя удовольствия сообщить ему об этом. К тому же он мог добавить, что он и Мари-Жанна будут теперь его родителями.
– И это любимый сын несчастной королевы! – процедил
– Неужели вы ничего не понимаете?! – с возмущением воскликнула Лаура. – Да этому ребенку просто было отчаянно страшно! Он так боялся, что подтвердил бы в тот момент что угодно. Не забывайте, что, когда его разлучили с матерью, Людовик три дня плакал и требовал, чтобы она пришла! Кто знает, вдруг сапожник бил его, чтобы заставить замолчать, а потом утешал на свой лад? Жан, он всего лишь ребенок, слишком рано познавший ужас и страдания. Я не сомневаюсь, что он замкнулся в себе, пытаясь защититься. И потом, маленький король не знает никого из тех, кто участвовал в его похищении. Ему надо дать время...
Барон вдруг резко повернулся, обнял Лауру и зарылся лицом в ее волосы.
– Дорогая моя, возможно, я груб и несдержан, но вы должны простить меня. Я ничего не знаю о нем, о его характере, а ведь этот мальчик – мой король! С ним я связывал все мои мечты и надежды... Людовик XVII принадлежит истории, и мне так хочется, чтобы он был этого достоин!
– Тогда послушайте меня! Дайте мальчику возможность прийти в себя, а главное – верните ему семью, которую он мог бы любить!
Де Бац тяжело вздохнул.
– Любовь непозволительная роскошь для королей. Если бы мальчик по-прежнему жил сейчас в Версале, его бы уже передали на воспитание мужчинам. У него были бы гувернер, наставники, свой двор... и с отцом он виделся бы намного чаще, чем с матерью. Мне бы очень хотелось, чтобы Людовик снова почувствовал себя наследником престола – ради счастья народа и величия Франции.
Лаура осторожно отстранилась.
– Не стоит строить далекоидущие планы и торопиться. Мальчик должен подрасти. Кому вы намерены отдать его на воспитание?
– После смерти королевы у меня не осталось выбора. На Джерси его везти нельзя. Остров наводнили шпионы графа Прованского, и я опасаюсь Питта.
– Но вы все-таки намерены увезти короля из Франции?
– Если бы я послушался совета полковника Свана, корабль капитана Клафа увез бы Людовика в Бостон. Но там он оказался бы отрезанным от своих сторонников и очень скоро забыл бы о собственном предназначении. Нет, мальчик должен остаться в Европе, но его необходимо спрятать, чтобы его дяди дали ему время подрасти. Они представляют для него не меньшую опасность, чем Робеспьер. Так что я намерен отправиться в Англию.
– К леди Аткинс?
– Скорее всего нет. Боюсь, она будет так счастлива и горда, что созовет всех своих друзей и знакомых, чтобы они полюбовались на такое сокровище! Благодарение богу, у меня в Англии есть еще друзья. Например, герцогиня Девонширская. Это удивительная женщина. Она очень любила королеву, в ее огромном замке, вдалеке от Лондона, мальчик сможет отдохнуть. Но мы не будем задерживаться там надолго: оттуда я собираюсь отправиться в Голландию, а затем в Германию, где я передам наследника престола принцу Конде. Принц знает цену графу Прованскому и не доверяет ему. Он сумеет защитить мальчика. И что наиболее ценно, Людовик будет жить совсем близко от границы с Францией.