Кровавая свадьба
Шрифт:
Вот и дверь. А Феликс жмот — купил всего двухкомнатную квартиру молодым. Иметь столько денег… Скупердяй! Украсив лицо приветливой улыбкой, Галина Федоровна позвонила. Открыл Марат. Так, все понятно, в лакеях у Светки числится. Радостного выражения мать не поменяла, напротив, подкрепила его радостными возгласами:
— А вот и я! Ваша мама пришла! Не ждали?
— Нет, — коротко ответил Марат и проследовал на кухню.
Нерадостно встретил сынок родную маму, в дом не пригласил! Галина Федоровна решила вида не подавать, что огорчена, шла за ним, тараторя:
— Я
Она быстро выкладывала на стол продукты. Еды навезла с целью проверить холодильник, чего наготовила невестка посмотреть. Просто так заглядывать неудобно, а продукты переложить — нормально. Открыла холодильник Галина Федоровна, а там… шаром покати! Лежат пять яиц и полпачки масла! Все!
— Марат… — беспомощно заморгала она. — Что вы сегодня ели?
— Я жарил яичницу, — сказал сын, будто питаться целый день яйцами полезно.
— А где Светочка? — нарочито громко спросила мать. — Что ж она ничего не приготовила?
— Мам, тихо, Света спит.
— Спит? — оторопела Галина Федоровна. — Да как же… В доме пусто, а она… спит?!
— Ты что! — шепотом и мимикой останавливая ее от дальнейших завываний, произнес Марат. — Не понимаешь? У нее отца убили.
— Так ведь время прошло, три недели! — зашипела Галина Федоровна, приветливость смыло с ее лица негодованием. — Сколько можно? Этак она привыкнет лежать да спать, что за жена будет? Мы, бабы, на то и бабы: горе горем, а семью, будь добра, накорми, напои! А она у тебя сутками лежит!
— Да откуда тебе известно, сколько она лежит? — разозлился Марат. — Я тебя знаю, насочиняла дома и приехала порядки свои устанавливать. С отцом поругалась?
— При чем тут отец! — она еле сдерживалась, чтобы не закричать. Ведь крик способен стену непонимания разбить, считала она. — Не так у вас все, не так. Это дураку видно.
— Не ори!
— Родной матери рот затыкаешь?! Говнюк! Я о тебе беспокоюсь. Ты на ком женился? Думаешь, я не заметила, что вы спите в разных комнатах?
— Свечку держала? — наступал на нее Марат. Побагровевшая мать хватала ртом воздух. — Только без концертов, я их видел сотни раз. Зачем приехала? Продукты привезла? Спасибо. Езжай теперь домой.
Галина Федоровна поменяла тактику: из оскорбленной и едва не падающей в обморок несчастной мамаши она превратилась в хабалку. Уперев руки в то место, где, по идее, должна быть талия, ехидно прищурилась и, уже не заботясь о громкости, поехала уничтожать сына:
— Да? Спасибо, и все? Вот так вырастила сыночка! Значит, я вам продукты вожу, а вы меня еще и оскорбляете за это! Я, можно сказать, от себя отрываю, чтоб вам — не перебивай! — повкусней жилось, а мне благодарность — пошла вон? Не перебивай! Ты женился? Так почему я вам продукты привожу? Деньги у вас есть… Не перебивай, сказала! Почему твоя жена не ходит на рынок, в магазины? Или сам не сходишь? Ты — неблагодарная свинья! Как и твой отец! Ну, погодите у меня…
— Марат… —
Сын метнулся в спальню, а Галина Федоровна заходила туда-сюда по двадцатиметровой кухне, бормоча ругательства в адрес невестки и Марата… Разлеглась! Может, она вообще какая-нибудь больная? Однако Марат долго не выходит, бросил мать. Галина Федоровна на цыпочках подкралась к двери, навострила уши. Ни фига не слышно. Тогда приоткрыла дверь, просунула голову внутрь и елейно пропела:
— Ну что, дети, давайте обедать? Света (язык не повернулся назвать эту пигалицу ласково — Светочка), ты ничего не приготовила? Ну, ладно, я быстренько…
От собственного лживого голоса ее тошнило, но она не стушевалась, а сфотографировала спальню глазами. Не прибрано. Невестушка с видом туберкулезницы лежит на подушках, Марат сидит у ее изголовья, за ручку держит. Этого мало, Светка, перед которой свекровь стелется, даже бровью не повела, только буркнула:
— Я не хочу есть.
— Ты не хочешь, а муж хочет, — сказала Галина Федоровна, улыбаясь и продолжая изучать спальню. — Идемте, посидим по-семейному… Горе надо вместе переживать.
Любимое чадо, младший сынок, которого выходила в течение многих лет, так как рос он болезненным и субтильным, грубо потеснил родительницу грудью аж на кухню, грозно рыча:
— Почему без стука вошла? Какого черта тебе надо? Ты чего нос суешь в мою жизнь? Мы, может, трахаться собрались…
Господи боже! Таких слов в их доме не произносилось. Нет, матом разговаривают и она, и муж, так он милиционер, ему положено. Но «трахаться»!.. Откровенно говорить про это самое маме!.. Испортился сын. Она рявкнула:
— Я мать! Мне можно!
— Да ты совсем того! — Он бросал в сумку пустые пакеты. — Короче так. Чтоб без предварительного звонка не смела являться. Еще: полный холодильник или пустой — не твое дело. Ясно? Теперь уходи домой, у меня жена болеет, мне некогда.
Вытолкал. И Галина Федоровна поняла: пришел конец света. Она глотала слезы обиды. И первое, что сделала, когда влезла в троллейбус, бесцеремонно растолкав желающих туда попасть, подняла крик, переполошив всех пассажиров. Дескать, ей ноги отдавили, обхамили ее. Ругались все. Полегчало. Теперь осталось дождаться мужа.
Леня приперся в двенадцатом часу ночи. Галина Федоровна не спала, до сна ли тут, встретила пьяного мужа, надувшись:
— А чего так рано? Чего не утром явился? Вот бы я пришла в такое время.
— Быстро пожрать на стол, — сказал он, плюхаясь на стул.
— А вы что же, без закуски водку хлестали? Неужто некому было вам поднести? — намекнула на адюльтер она.
— Палка колбасы была и бутылка хлеба на восьмерых, — устало сказал он.
— Допился до бутылок хлеба!
На стол собрала быстро. Леонид Гаврилович слопал тарелку борща, полкурицы с гарниром, а она не торопила события, ибо сытый он миролюбивый. Но вот муж откинулся от стола, ковыряя в зубах зубочисткой. Первое — высказать материнские тревоги: