Кровавая свадьба
Шрифт:
— Была сегодня у Марата. Ну, скажу, и невестка нам попалась… Ни свекровь встретить по-человечески не может, ни поесть приготовить… Марат яичницу жарит! Это что такое? А не прибрано… Вещи валяются, а она лежит целыми днями. Ты слышишь или совсем оглох?
— Спать хочу.
— Только и знаешь: жрать да спать, со мной в этом доме никто не считается! Сын вытолкал меня домой безобразным безобразием. А ты… вообще стал… Не, устроили свадьбу, грохнули отца Светки…
— Что ты сказала? — Медведь очнулся от спячки.
— А то и сказала, что слышал! —
Он стал краснее вареного рака, подскочил неожиданно к Галине Федоровне, сцапал ее за грудки, как мужика, рванул на себя, оскалившись, захрипел:
— Ты! Дура, бля!.. Ты что, бля, несешь на мужа и сына?! Ты совсем, корова, ох… (и много-много слов, смысл которых — оскорбление). Если еще раз, бля, такое услышу, хоть во сне, хоть шепотом… Если даже подумать посмеешь, блин, разорву на части, поняла? Запомни: разорву!
И отшвырнул ее так, что бедная женщина врезалась в стену. Леня рванул из столовой в спальню, ругаясь матом. Галина Федоровна пребывала в полном потрясении:
— Взбесился! Ополоумел! Что я такого сказала? С чего он взбеленился? Из-за какой-то чахоточной твари разлад в доме! Ничего не понимаю.
Она налила водки в стакан, залпом осушила его, только потом горько заплакала:
— За что они меня? У, гады! Вот заболею и умру, будете знать!
12
Скверно: он ударил Риту. Но как знать, может, изредка бабе полезно съездить по физиономии, чтобы не слишком от нее феминизмом разило? «Она любит меня, вернется», — думал о ней в редкие часы отдыха Герман. Самоуверенность вещь хорошая, однако неприятно лежать ночью одному в постели и в пустом доме. Посему он не давал себе возможности расслабиться, а часами просиживал у экрана, изучая по миллиметру каждый кадр, запечатлевший свадьбу.
Он составил полный список всех, кто присутствовал на свадьбе, включая официантов, поваров, паршивых артистов из самодеятельности. Собирал сведения, заносил в тетрадь, отведя на одну человеческую единицу страницу. Многих вычеркнул, они никаким боком с Феликсом не соприкасались. Добравшись до кровати, часто засыпал в момент падения на подушку. Кое-кто с удовольствием посмеется, мол, занимается мужик сизифовым трудом. А как еще вычислить того, кто сделал выстрел и кардинально изменил жизнь, да не только его жизнь?
Егор… Чувство вины, внушенное Ритой, точило, то и дело накатывали злоба и ненависть… непонятно к кому. Чтобы хоть на йоту избавиться от вины, Герман подсчитал, во что обойдутся похороны парня, сунул деньги в конверт (много больше, чем нужно) и ночью отправился к матери Егора. Нет, он не собирался предстать перед ней с соболезнованиями, вина не пустила, а ходил вокруг дома, придумывая, как отдать деньги. Наконец, взбежав на этаж, положил конверт на коврик у двери, позвонил и рванул вниз. Этажом ниже вжался в угол, затаился. Щелчка замка не услышал, а сразу женский вопль:
— Лена! Леночка, деньги! Кто-то принес деньги…
Интуиция подсказала пулей вылететь из подъезда и стать за беседку
— Неужели моя ошибка так дорого стоит? — спросил их Герман.
Ненавистное ночное небо безмолвствовало, а ведь у Германа много вопросов, требующих ответов. И не небу, огромной пустоте над головой, задавать их. Только он сам может ответить на них.
Он отшвырнул сигарету, скорым шагом двинул к машине, которую оставил неподалеку. Сделал что мог для матери Егора. Теперь отца и парня надо выдавить изнутри, чтобы с ясной головой заниматься поисками.
— Герман! — послышалось, когда он поворачивал ключ в замке зажигания.
Раз услышав голос феи, не ошибешься. Белла. Фея будто спустилась с небес, то есть возникла у машины неизвестно откуда. Уж кого-кого, а ее он не ожидал увидеть в начале новых суток. Она же неторопливо поведала недовольно-капризным тоном:
— У меня сломалась машина. Ты не мог бы посмотреть? Я совсем отчаялась. Ночь, кругом пусто, мне страшно… Вдруг вижу — ты!
— Конечно, посмотрю. — Он резво вышел из авто, у «шестерки» неподалеку озадаченно почесал затылок. — Это твоя машина?
— Да. А что тебя удивляет?
— Такая женщина должна сидеть, по меньшей мере, за рулем лимузина.
— Предпочитаю отечественный транспорт, потому что угробила в свое время три иномарки. Либо я бездарный водитель, либо наши дороги бездарны.
— Безусловно, дороги. Так, посмотрим. Ключ где? Ага, вот…
Попробовал завести, мотор натужно заржал, как настоящий конь, и заглох.
— По-моему, сцепление полетело. Честно говоря, я в технике полный профан. Ну-ка, еще раз… Ничего не получается. Что будем делать?
— Откуда я знаю! Ты мужчина, ты и думай.
— Разумно переложить трудности на мужские плечи. Так, если оставим машину здесь, утром не найдем даже гайки. — По мобильному телефону он связался с ремонтной мастерской, отчитался: — Сейчас приедут, заарканят твою колымагу и увезут на ремонт.
— А я? — Белла широко раскрыла и без того большие глаза в опахалах густых ресниц.
— Тебя я отвезу домой. Ты как здесь очутилась?
— В этом районе живет моя подруга. А ты что тут делал в такой час? — Герман нахмурился, Белла чутко уловила перемену в его настроении, озабоченно спросила: — Что-то не так? Я свалилась тебе на голову не вовремя?