Кровавая жертва Молоху
Шрифт:
– Украсть акции невозможно, – сказала она вслух, – поскольку на них указано имя владельца.
– А у ее отца были другие наследники? – спросил Монс.
– Я тебе перезвоню, – пробормотала Ребекка.
– Ты ничего не забыла?
– Спасибо, Монс! Спасибо, мой милый, умный, чудесный Монс. Обожаю тебя! Но… черт подери. Перезвоню попозже!
– Только не наделай глупостей, – произнес Монс.
Но Ребекка уже бросила трубку.
– Я, собственно, пыталась сказать тебе об этом, когда ты звонила в прошлый раз, – сказала Соня на коммутаторе, когда Ребекка позвонила ей. – Но ты ведь…
– Да,
– Ну вот, видишь.
– Прости, я слушаю.
– У него был еще сын. Старше Суль-Бритт. От другой женщины. Но после него не осталось денег даже на похороны.
«Само собой», – подумала Ребекка. Вслух она сказала:
– Стало быть, у Суль-Бритт был единокровный брат. Как его звали?
– Счастье мое, ты думаешь, я все это держу в голове? Хочешь, чтобы я узнала?
– Да, и прямо сейчас! – выпалила Ребекка. – Мне нужна вся родословная!
Вилла семьи Ниеми располагалась в Курравааре на мысу, уходящем в залив. Хозяйка дома впустила полицейских, желавших переговорить с ней и с ее мужем. Поначалу она испугалась, но они заверили ее, что ни с ее детьми, ни с родными ничего не случилось.
Это была высокая стройная крашеная блондинка, лет тридцати с небольшим. Волосы коротко пострижены на затылке, но спереди доходили до уголков рта. В левом ухе и в одной ноздре были вдеты колечки. Жуя жвачку, госпожа Ниеми то и дело бросала взгляд на экран телевизора, работавшего на кухне. Там кто-то рекламировал магическое приспособление для резки овощей, способное изменить жизнь потенциального покупателя и заставить его детей страстно полюбить огурцы и морковку.
Свен-Эрик Стольнакке и Кристер Эриксон сели, и госпожа Ниеми позвала своего супруга. Он появился и остановился в дверях, представившись как Лелле. Блондин, как и его жена, с натренированными бицепсами. Нос когда-то был разбит, что придавало ему вид красивого, но слегка потрепанного боксера.
– Полиция, – коротко произнесла госпожа Ниеми.
– Да, но мы не по служебному делу, – уточнил Кристер Эриксон.
– Хотите чего-нибудь? – спросил Лелле с такой улыбкой, словно к нему зашли два друга детства. – Кофе? Пива?
Кристер и Свен-Эрик подняли руки в знак вежливого отказа.
– Речь идет о вашем сыне Вилли, – начал Кристер Эриксон, – и мальчике, который ходит в ту же школу, Маркусе Ууситало.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Лелле Ниеми.
«Теперь пива уже не предложат», – пришло на ум Свену-Эрику.
– Ну вот, опять, – пробормотал Лелле и крикнул в сторону верхнего этажа: – Вилли, иди сюда!
На лестнице послышались тяжелые шаги, затем в дверях появился юный господин Ниеми. Отец поставил его так, чтобы оказаться за спиной у сына.
– Если вы хотите говорить со мной по поводу того, что кто-то кого-то обижает, то пусть парень слушает. Ведь это его вы намерены обвинять?
– Ты хочешь, чтобы я обращался к нему или к тебе? – спросил Кристер.
– Говори напрямую с Вилли. Я так его воспитал – что надо все обсудить напрямую с тем, кого касается дело. Или как, Вилли? Лицом к лицу. Все как есть.
Вилли кивнул и сжал губы.
– Ты и твои друзья, – сказал Кристер, обращаясь к Вилли, – я хочу, чтобы вы оставили Маркуса Ууситало в покое. Раз и навсегда.
– Какого черта? – заныл мальчишка. – Ничего я такого не делал. Я уже говорил – я ничего не делал. Скажи ему, папа.
– Все
– Лгун и трус, – сказал Кристер. – И обижаешь слабых. Мне жаль тебя, Вилли. Потому что таким вещам человек учится дома. А я намерен заставить тебя прекратить обижать Ууситало. Я рад, что могу это сделать. Мне не наплевать на Маркуса.
– Что ты такое несешь? – зашипел Лелле Ниеми. – У этого Маркуса Ууситало серьезные проблемы. Мамаша его бросила, папашу насмерть сбила машина, а бабушка…
Он не закончил предложение, а вместо этого присвистнул и поднес большой палец ко рту в знак того, что она пила.
– А теперь ее убили, и об этом написано в «Экспрессен» и везде и повсюду. Это большая трагедия, но не надо, черт подери, замешивать сюда моего сына.
– Да, с какой стати? – затявкала госпожа Ними. – Что вы пристали к ребенку? Это преследование со стороны полиции.
– Я знаю, чем занимаешься ты и твои дружки, – сказал Кристер Вилли. – Вы издевались над ним с тех пор, как он начал ходить в подготовительный класс. Вы называете его девкой или гомиком, кидаете в него снежками, внутри которых лежат камни, кладете ему в портфель собачье дерьмо, сбиваете его с ног, когда проходите мимо. Но теперь вам придется это прекратить.
Вилли пожал плечами.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Что, полиции нечем заняться, кроме как преследовать обычных Свенссонов? [39] – спросил Лелле Ниеми. – Разве ваша задача – не воров ловить? И проваливайте отсюда. Разговор окончен.
39
Здесь распространенная фамилия Свенссон используется как имя нарицательное, в значении «самый обычный среднестатистический швед».
– И прекратите цепляться к обычным людям, – эхом повторила госпожа Ниеми, глядя на Кристера Эриксона с нескрываемым отвращением.
Кристер посмотрел ей в глаза и смотрел до тех пор, пока она не отвела взгляд.
– Но в том-то и дело, – заговорил Свен-Эрик Стольнакке, который до тех пор ни проронил ни слова, – что ты совсем не обычный Свенссон, Лелле Ниеми. Ты сидишь на инвалидности уже два года.
– У меня хлыстовая травма [40] , – ответил Лелле.
40
Травма в верхнем отделе позвоночника, часто возникающая в результате резкого толчка при ДТП.
– Но ты по-прежнему работаешь маляром. Хотя и неофициально.
– Это клевета, – тявкнула госпожа Ниеми. – Я думала, что это запрещено законом.
– Ты вообще о чем? – проговорил Лелле Ниеми.
– Хороший у вас бассейн, – спокойно продолжал Свен-Эрик, – в семье две новенькие машины. Если проверить ваши кредитные карточки, то там наверняка найдутся поездки на Рождество в Таиланд и еще много всякого разного. Разве так бывает? Разве можно жить на широкую ногу, имея пенсию мужа и зарплату жены, работающей на полставки, и троих детей? Такие факты наверняка заинтересуют отдел по борьбе с экономическими преступлениями.