Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта
Шрифт:
— Черт! Они устанавливают пару минометов прямо у нас под носом!
Это интересно. Я отталкиваю Пауля и приникаю к прицелу. Русские устанавливают миномет прямо на открытом пространстве! Это опасно для всех нас! Автоматическим движением навожу на врагов пулемет и вцепляюсь в гашетку. Определяю цель и в это же мгновение замечаю, что за сугробом мелькает меховая шапка и винтовка. Бросаюсь обратно и тяну за собой Пауля. Раздается громкий хлопок, от которого у меня долго звенит в ушах. Я холодею от ужаса: разрывная пуля из снайперской винтовки пролетела от меня на расстоянии
— Черт побери! Советский снайпер засек нас! Мы даже не сможем теперь подойти к нашему пулемету! — чертыхаюсь я.
— Но теперь ты хотя бы знаешь, где он находится. Возьми его на прицел и стреляй вслепую, ведь высота уже установлена! — предлагает Пауль.
Пожалуй, я действительно могу так поступить. Неожиданно рядом с нашим окопом взрывается граната. К счастью, мы находимся на дне окопа, иначе нас наверняка посекло бы осколками. На нас сверху летят комья земли и снег. Мы с Паулем понимающе переглядываемся. Неожиданно оживают наши минометы, направляя залпы туда, где находятся скопления живой силы противника. Пауль снова порывается встать.
— Тебе жить надоело? — кричу я на него.
— Хочу поглядеть, как чувствуют себя Иваны.
Пауль смотрит вперед, но какой-то сильный удар отбрасывает его к стенке окопа, и он падает. На пулемете я вижу пару свежих царапин.
— Надеюсь, теперь ты доволен?! — ворчу я. Теперь нам, скорее всего, придется до темноты сидеть в траншее, не смея поднять голову. Смертельно побледневший Пауль понемногу приходит в себя, его щеки снова розовеют. Он жадно хватает ртом воздух.
— Надо все-таки выкурить отсюда этих мерзавцев! — замечает он.
— Как? Они нам не дают голову поднять! Как только кого заметят, так тут же стреляют, прижимают нас к земле. Кроме того, у них много снайперов, не только этот один.
Мы сидим, скорчившись, на дне окопа и таращимся на его заледенелые стенки. Рядом с нами высится уже порядочная кучка сигаретных окурков. Во рту у нас гадко от частого курения, губы обветрели. Решаем, что пришла пора перекусить. Мой товарищ достает консервную банку с оранжевой этикеткой, в которой лежит кусок мягкого сыра, а также достает остатки консервированной американской свинины.
Пауль даже не замечает, когда я встаю и выглядываю через бруствер. Я стараюсь не высовывать голову слева от пулемета, помня о вражеском снайпере.
Вижу всего нескольких русских солдат, а вот снайпер никак не дает о себе знать. Я все-таки замечаю две головы за высоким сугробом. Приглядевшись, различаю белые маскировочные халаты и щиток пулемета. Издаю еле слышный свист, чтобы привлечь внимание товарища.
— Ну, что там? — нетерпеливо спрашивает Пауль.
— Я засек их пулеметное гнездо. Оно прямо перед нами.
— Да ты что! В самом деле? — спрашивает Пауль.
— Сиди! Не высовывайся! — резко осаживаю я его.
— Может быть, снайпер перебрался в другое место?
— Неужели ты сам в это веришь? Если он засечет нас, то не успокоится до тех пор, пока не перебьет нас по одному!
— Но он же не стрелял в тебя!
— Я
Когда я снова бросаю взгляд на то место, где находится вражеское пулеметное гнездо, то замечаю, что два человека остаются за пулеметом, а два куда-то уходят. Получается, что одна пара сменяет другую. Если бы я не знал о присутствии снайпера, то, пожалуй, дал бы по вражеским пулеметчикам несколько очередей. Однако в данный момент я не стану рисковать — лучше не искушать судьбу. Я немного опускаю пулемет и отвожу слегка в сторону, чтобы улучшить обзор. В следующее мгновение я как будто глохну на одно ухо. Это был выстрел! Я молнией бросаюсь вниз и тут же впадаю в оцепенение. Пауль, широко раскрыв глаза, как будто сраженный разрядом молнии, валится на дно окопа. Он, должно быть, находясь за моей спиной, все-таки привстал, вопреки моему предупреждению.
Я в ужасе смотрю на огромную, с кулак взрослого мужчины, дыру во лбу Пауля, из которой струится темно-красная кровь, заливающая его лицо. Она течет так быстро, что на дне окопа образуется небольшая лужа. Два индивидуальных пакета, которые я торопливо прижимаю к ране, никак не могут остановить кровотечение. Лужа крови с каждым мгновением делается все больше и больше. Мои руки дрожат. Колени слабеют, ноги трясутся. Мне нехорошо. Чувствую, что могу потерять сознание от вида крови. Лицо моего друга покрывает мертвенная бледность. Где-то совсем рядом разрывается снаряд, заставляющий меня вздрогнуть. Прижимаю ладони рупором ко рту и кричу:
— Санитары! Сюда! На помощь!
— Что случилось? — спрашивает чей-то голос.
— Пауля Адама ранило. Прямо в голову. Может, его еще можно спасти!
— Чертов снайпер! — отвечает все тот же голос.
Несмотря на грозящую мне опасность, я не могу усидеть в окопе, я должен что-то сделать. Охваченный паникой, вылезаю наружу и бросаюсь в направлении тыла. Вскоре я падаю в какую-то воронку, оставленную взрывом снаряда.
— Ты что, с ума сошел? Жить надоело?! — рычит на меня какой-то унтер-офицер. В моих ушах все еще стоит звон от недавнего взрыва. По краям воронки земля перепахана вражеской пулеметной очередью.
Я часто дышу, и меня охватывает дикий кашель.
— Может быть, и сошел, но моему товарищу срочно нужна медицинская помощь! Может быть, еще удастся спасти Пауля Адама!
— Успокойся! — говорит унтер. — Если у него ранение в голову, то спешить некуда, врач тут уже не поможет.
— Нужно хотя бы попытаться спасти его. Он не может оставаться там, в окопе. Если сейчас что-то начнется на передовой, я не смогу бросить его. Кроме того, мне нужен второй номер.
— Я знаю, командиру уже доложили. Он сейчас у минометчиков. Там нескольких парней убило снарядными осколками.