Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта
Шрифт:
Однако когда я смотрю на убитых мною врагов, лежащих на заснеженной земле, моя агрессия потихоньку идет на убыль. Мой разум снова обретает способность ясно мыслить. Вдали, куда не долетают очереди моего пулемета, советские солдаты спокойно продолжают наступление. Они не допускают вреда своему правому флангу, отводя его дальше от губительного огня нашего пулемета. Впереди видна лишь небольшая группа красноармейцев, которые залегли в неглубокой низине. Мы можем скосить их очередями лишь в том случае, если они попытаются встать.
Я расстрелял уже полную коробку патронов. У меня болят обожженные ладони — в пылу боя я менял ствол голыми руками. К
— У нас осталась только половина коробки патронов, — напоминает мне Франц Крамер. На его залитом потом лице лихорадочно блестят глаза. Губы запеклись, на них корочки засохшей слюны. Наверное, я выгляжу не лучше.
Русские солдаты неподвижно лежат в низине. Нас отделяет от них расстояние метров в пятьдесят, не больше. Они в опасном положении — стоит им пошевелиться, как я тут же открою огонь.
Франц облекает мои мысли в слова:
— На таком расстоянии они вряд ли осмелятся броситься на нас…
Его слова прерываются неожиданными криками, доносящимися из низины:
— Пан! Пан! Не стреляй! Мы сдаемся!
Вверх поднимается каска, надетая на ствол винтовки.
Крики повторяются:
— Не стреляйте!
Я не верю им. Что же делать? Я не выпускаю гашетку пулемета. Было бы здорово, если бы мне не пришлось больше никого убивать. Но можно ли доверять врагу? Нас здесь очень малая, жалкая горсточка. Что будет, если я подпущу их ближе, а они откроют огонь?
— Бросайте оружие! — кричу я.
Тот русский, который только что кричал, поднимается и что-то говорит своим товарищам, лежащим на земле. Интересно, в какой степени они доверяют нам? Встают несколько красноармейцев. Они продолжают держать в руках винтовки.
— Бросайте винтовки на землю! — кричит им Вольдемар.
Русские снова кидаются на землю. Остается стоять лишь тот их товарищ, который переговаривался с нами. Теперь он держит руки над головой, продолжая кричать:
— Не стреляйте! Не стреляйте!
После этого он говорит что-то, обращаясь к остальным красноармейцам. Те один за другим начинают вставать, на этот раз без оружия.
Мне становится не по себе от такого большого числа врагов, и я не выпускаю из рук пулемет.
— Наши возвращаются! — раздается из блиндажа голос Фендера.
Я быстро оглядываюсь и убеждаюсь в правоте его слов: именно по этой причине противник и решил сдаться, решив, что мы собрались перейти в контратаку. Неминуемой гибели они предпочли плен. Я облегченно перевожу дыхание, чувствуя, что опасность миновала.
Пленные советские солдаты идут к нам, подняв руки вверх. Далее их конвоируют Фендер и еще три наших солдата. Всего пленных около шестидесяти человек. Все неплохо экипированы, все люди среднего и пожилого возраста, молодежи среди них нет. Среди них один офицер, а также пятидесятилетний солдат, который немного говорит по-немецки. Это бывший школьный учитель из Киева. Его тыловую часть перебросили на фронт всего три недели назад. Комиссары внушили им, что они не должны сдаваться в плен врагу, который подвергает пленных пыткам, а затем расстреливает. В ответ на вопрос, почему они все-таки сдались, бывший учитель отвечает, что за последние недели отступления немецких войск большому количеству русских военнопленных удалось бежать от нас. По словам беглецов, их заставляли работать на немцев в тыловых эшелонах. Но эти пленные ничего не рассказывали о случаях зверского обращения, понимая, что следует вести себя осторожно, если они наткнутся на части войск СС. От русских военнопленных мне часто доводилось
Когда пленных отправляют в тыл, наступает затишье. Профессор и Отто Крупка, которых недавно произвели в унтер-офицеры, приходят в наш окоп повидаться с нами.
— Что там с танками? — спрашиваю я.
— Их подбило наше противотанковое орудие, — печально отвечает Отто.
Профессор настроен более оптимистично.
— Это было что-то! Ты замечательно встретил русских пулеметным огнем! — делает он мне комплимент.
— У меня не было другого выбора.
— Вы же, парни, бежали, даже не попрощавшись с нами! — язвительно замечает Вольдемар.
— Мы бежали вслед за лейтенантом, — оправдывается Отто. — Когда появились танки, весь левый фланг снялся с места. После того как они уничтожили наше противотанковое орудие, их уже ничем нельзя было остановить.
— Вас никто ни в чем не обвиняет, — говорю я. — Если бы мы раньше заметили их, то бежали бы вместе с вами. Но так уж случилось, что было уже слишком поздно.
— Если бы не наш подносчик Йозеф Шпиттка, то мы все лежали бы здесь мертвыми, — сообщает Франц Крамер, явно нервничая.
Что касается нашего лейтенанта, то для него в этом тяжелом оборонительном бою не было ничего необычного. Он, пожалуй, не станет разговаривать с нами, потому что понимает, что мы о нем думаем. Лейтенант ждет, когда вместе соберутся последние солдаты нашего подразделения. Он, видимо, все понимает по нашим лицам. К нам подходят остальные солдаты, которые хотят знать подробности случившегося. Лейтенант общается только с Вольдемаром, командиром нашего отделения. Позднее мы узнаем, что он получил Железный крест 1-го класса за свой гипотетический героизм. Мы быстро забываем его, потому что в конце февраля командиром нашего эскадрона назначают уважаемого нами обер-лейтенанта Морица Оттинген-Валлерштейна.
Наступает вечер. Небо затягивается тучами, сквозь которые тускло мерцают звезды. Вахмистр Фендер говорит, что мы должны в 21:00 оставить наши позиции.
Наша часть собирается в нескольких километрах к западу от этого места. Приступаем к созданию нового оборонительного периметра. Хотя нам и удалось остановить стремительно наступающего противника, мы тем не менее вынуждены занять новые позиции, потому что русские, не встретив никакого сопротивления, обошли нас с обоих флангов, намереваясь взять в клещи. К сожалению, не всем удалось вырваться из окружения. Подобная безнадежная ситуация повторяется практически каждый день. За последнее время мы потеряли Франца Крамера, который, очевидно, не смог скрыться, поскольку нес тяжелый станок пулемета и попал в руки врага.